— Слушай, я знаю какого это, ну, не совсем, — медленно проговорил Клаус, отодвинув тарелку с едой, — я видел, как умирали дорогие мне люди. Она бы... ты... Взрослая ты не хотела бы, чтобы я медленно убивал себя. Тебе надо поесть.
Эстер долго молчала, рассматривая треснутые края лакированного стола.
— Я не такая, — тихо начала девушка. Клаус наклонил голову в сторону, он готов был внимательно выслушать Эстер. — Я убила тех людей. И я понимаю, что они кри, но они в первую очередь люди. И я убила их.
Сначала Клаус даже не задумывался об этой стороне медали. И теперь начал понимать, в чем на самом деле проблема. Для Эстер важно было не то, что она видела, как сама умерла, а то, что она убила людей. Именно она, не Генерал.
— Не знаю, как так вышло, что я стала вашим главнокомандующим, но это точно не я, — слезы начали течь по бледным щекам Эстер, — я не такая. Я не могу просто убить и забыть. — Со злостью девушка указала рукой на свои уши. — Я все еще слышу собственный крик, после которого чуть не разрушила целое здание.
Клаус протянул руку и успел перехватить запястье Эстер. Он взял ее ладонь в свою, выражая свою поддержку.
— А потом я держала себя за руку, — Эстер прикрыла свободной рукой рот, скрывая тихий всхлип, — я ощутила свой последний удар сердца.
— Эстер, мне очень жаль, — искренне проговорил Клаус, — если бы я только знал, то ни за чтобы не попросил тебя идти со мной.
На лице Клауса виднелась трехдневная светлая щетина, которая придавала ему пару лет к настоящему возрасту. Мужчине было трудно видеть юную Эстер, тихо плачущую напротив, и не иметь возможность хоть как-то утешить ее. Со своей Эстер у него всегда появлялись слова, которыми он мог поддержать женщину, но вот с молодой ее версией... Он боялся сказать что-то не то и сделать все хуже.
— Мы возвращаемся в твой дом, кри не преследуют нас. Для них Генерал мертв, а я второсортный приз, — Клаус заглянул в покрасневшие глаза девушки, — не думаю, что твои родители и брат будут рады видеть тебя бледной и измученной.
Как бы невзначай Иной подвинул свою тарелку с едой, где лежал нетронутый куриный сэндвич. Эстер позволила уголку губ дернуться, она одним пальцем подтянула к себе тарелку. Когда Клаус отпустил ее руку, Эстер начала есть. И мужчина, не подавая вида, громко ликовал в своей голове.
После плодородного разговора Клаус все же смог уговорить Эстер на остановку в мотеле. Ей точно стоило поспать, каким бы сон не вышел. Всегда легче переспать со своими, появившимися за день, мыслями, чем затирать их до дыр. Мотель, в котором они остановились – не сильно отличался от того, в котором они были в последний раз. Только в этот мотель посреди ночи не заявились Иные кри, пытаясь подорвать все вокруг.
В снятой комнате Клаус не стал сразу ложиться спать. Сначала он хотел удостовериться, что Эстер ляжет, а потом и сам лег со спокойной душой. Но перед тем, как залезть в кровать, девушка крепко обняла Клауса. Ведь он потерял члена семьи, Эстер чувствовала себя виноватой, что закрылась в себе. Как никогда Клаусу нужен был друг, даже если она не понимала, что сама причиняла ему боль. Неосознанно причиняла. Он смотрел на нее и видел, как в итоге она повзрослеет и чем станет. Как закончит.
На объятия Клаус ответил сразу же, положив голову на узкое плечо. Теперь неважно, что с ним будет, самому себе Клаус поклялся защитить молодую Эстер. Чтобы в итоге ему это не стоило. Если он не сделает это, то потеряет себя окончательно.
Уснуть мужчине так и не удалось, зато ему хватило того, что Эстер спала без душераздирающих кошмаров. Иногда она дергалась во сне, но ей всего лишь снилось, как она падала. Перенести это ей хватило сил. Клаус поднялся с кровати и вовсе вышел из комнаты. Далеко уходить он не собирался, лишь пройти на балкон, который был пристроен к коридору второго этажа. Там курили постояльцы, но вряд ли Клаус об этом знал. Он вышел на балкон, ощущая как ноябрьский холод пробирался под одежду, вызывая мурашки по всей коже. Его устраивала такая погода, хоть предпочитал он жаркое лето. Сейчас холод нужен был для того, чтобы отрезвить, не дать разуму обмануть самого себя.
Клаус простоял на балконе больше получаса, впиваясь ладонями в тонкие перила. И от болезненной хватки Иного дешевое железо безнадежно испортилось. Возможно, утром, те, кто выходит на этот балкон, будут удивлены. Но Клаусу было плевать. Плевать на них, на других людей. Он один, в Равновесном мире, отрезан от своей семьи, от сопротивления, и не мог вернуться назад. Меньше всего Клауса волновало мнение каких-то людей, тем более не Иных.
Вернулся Клаус в комнату, когда Эстер еще спала. Только она перевернулась на другой бок, отчего ее тонкое одеяло сползло с ног. Клаус осторожно поправил его и сверху положил свое одеяло, чтобы Эстер не замерзла. Из-за сквозняка она могла проснуться.
Поутру первым, что увидела Эстер – сидящего на кровати Клауса. В его руке было что-то похожее на монету, но присмотревшись, Эстер не увидела решки или орла. Это был идеально ровный круг из чистого металла, явно сделанный каким-то Иным. Клаус крутил эту пластинку между пальцев. А когда заметил, что Эстер уже не спит, то поспешил спрятать кусок металла в карман. Долго они не собирались, лишь использовали кровати, даже не переодеваясь в другую одежду.
Оказавшись в машине и продолжив свой путь, Эстер пыталась представить, что скажет родителям о своем скором возвращении. Сказать им, что сюрприз, как недавно сделал ее отец? Эстер показалось это не очень убедительной идеей, но на большее она сейчас не была способна. Потому и решила, что так и поступит.
Перед самым Бофордом девушка почему-то захотела сказать Клаусу о том, что чувствовала, когда взяла себя за руку. Ведь те чувства невозможно забыть. Те чувства, разговоры и воспоминания.