— Что ж, — протянул мистер Уоллес, забирая у меня тест, — думаю, раз вы не готовы, на это были веские причины. Перепишите этот тест завтра после уроков.
Я лишь кивнула в ответ. Внутри бушевал ураган, готовый разорвать меня на части. Почему я должна жить чужой жизнью? Почему я должна переписывать какой-то глупый тест по испанскому? Надеюсь, завтра я уже буду собой.
Прозвенел звонок, и все сорвались со своих мест, сдавая работы. Мне захотелось дать в нос этому парню. Он усложнил и без того тяжёлый день. Я проследила за тем, как он вышел из класса, и поспешила за ним.
глава вторая
Не знаю, что двигало мной в тот момент. Возможно, я видела в нём единственного человека, на которого могла сорваться, а, может, его поступок настолько вывел меня из себя, что мне захотелось стереть с его лица победоносную улыбку.
Однако пока мне удалось протиснуться в дверях, высокая фигура сеньора Роя (я мысленно передразнила голос учителя) отдалялась от меня всё дальше по коридору и уже почти исчезла среди нахлынувших учеников, получивших пятиминутную свободу. Догнав парня, я резко развернула его за плечо и направила свой палец в его грудь.
— Какого чёрта ты делаешь?! — без промедлений набросилась я.
Но не успел мой палец уткнуться в красно-чёрный материал его клетчатой рубашки, как правая рука парня моментально перехватила мою. Его длинные и тонкие пальцы сомкнулись вокруг моего запястья. Хватка оказалась достаточно крепкой, ещё немного и мне было бы больно, но парень идеально рассчитал силу. Тем не менее костяшки на его руке напряглись, и я заметила на них кровавые ссадины. Некоторые раны уже заживали, другие были всё ещё свежие. На ум приходило только одно объяснение их появления. Драка.
Моя уверенность заметно пошатнулась.
Целую секунду парень смотрел на меня в явном замешательстве. Он сузил глаза, внимательно рассматривая меня с головы до ног. Внутри зашевелилось нечто похожее на надежду: вдруг он увидит настоящую меня, вдруг поймёт, что я не та, с кем он может так обращаться. Но эту надежду тут же задушил страх. Почему-то мне казалось, что стоит кому-то понять, что я — не Холли, все тут же примут меня за самозванку, выдающую себя за их любимицу, и казнят прямо здесь, на глазах у толпы учеников.
Глупо. Но я действительно чувствовала себя обманщицей и воровкой. Воровкой чужой жизни.
Но парень быстро пришёл в себя. В его глазах блеснул металлический холод.
— Это всего лишь благодарность за ваше творчество на моей машине, Саммерс, — сказал он, и я растеряла последние остатки уверенности. Никакая чужая шкура не спасёт меня от этого проникающего под кожу взгляда. Я испытывала перед ним страх.
Не в силах выговорить ни слова, я продолжала заворожено смотреть в его серые глаза, разглядывать его резкие черты лица, лёгкую щетину на подбородке, пирсинг в носу, который я не заметила на уроке… Его неряшливый образ был идеален в своём роде, и даже маленький шрам на скуле, напоминающий перевернутую набок букву «Y», нисколько его не портил. Этот парень не выглядел старше, но было в его виде что-то взрослое и обременённое грузом проблем.
Когда я поняла, что моё молчание затянулось, я чудом вспомнила утренний разговор с Амандой. «Машина для парня — это святое». Значит, он и есть мой сосед, которого мне стоит остерегаться?
— Алан? — удивлённо пискнула я. Мне вдруг стало не по себе. Я всё делала не так: сглупила в разговоре с Амандой, завалила тест по испанскому, полезла на рожон к парню, которого должна была избегать… и это всего лишь начало дня. Судя по всему, никто не собирается просвещать меня в детали жизни Холли Саммерс, и однажды я погублю себя, заговорив с очередным неправильным человеком.
— Холли? — передразнил меня грубый голос, вырывая из оцепенения. Алан пытался звучать насмешливо, но доля озабоченности прокралась в это крохотное слово. Неужели всё настолько очевидно?
— Так, значит… мы что-то сделали с твоей машиной? — спросила я скорее саму себя, не обращая внимания на то, как странно это звучит.
— Что-то? — усмехнулся Алан. — Если исписать губной помадой капот моей машины и поцарапать крыло — это «что-то», то да, — его голос снова ожесточился. Он смотрел на меня с такой ненавистью, что я и подумать не могла, что на такую милую блондинку, как я (ха-ха), можно так сильно злиться.
— Мы исписали губной помадой и поцарапали крыло «Челленджера» семьдесят первого года?! — в ужасе протараторила я.