- Я не певица, для меня неожиданно так чувствовать - но да. Голос у тебя интересный.
- Спасибо! У меня ведь и мама пела, оно и передалось.
- И отвар всё-таки подействовал.
- Да не говори, Леся! Без тебя б уже через пару дней без голоса осталась. И температуру сняло, и остальное всё. Даже не знаю, как благодарить.
- Ты - уже: тем, что столько вареников мне в больницу перетаскала. Неужели специально для меня лепила? Мне даже неловко.
- Просто это моя мания, их лепить, как медитация какая-то. Я и подумала, почему бы тебе не отнести? Там ведь совсем монастырские харчи, пусть хорошие, но очень уж правильные, тьфу!
- О да, ломай систему варениками!
Они посмеялись, а потом Галя наклонилась к Алесиному уху:
- Знаешь, Леся, может, кажется, что я в подружки набиваюсь или лезу со всякими откровениями...
- Да нет, что ты! Я тронута твоим отношением, - возразила она.
- Просто, знаешь...
Галя замялась. Она беспомощно огляделась вокруг и увернулась от танцующей парочки. Она понимала, что такие вещи не обсуждают в подобной обстановке. Но изнутри её явно распирало.
- Знаешь, я заметила, что у нас в государстве люди со способностями - ну, ты понимаешь - довольно часто преуспевают. У моей бабушки тоже были определённые таланты, - начала она издалека. - А мне вот не передалось. Обидно. Я только гадать могу прилично и кое-что видеть. Например, я увидела, что ты тоже девчонка непростая. Но и то не сразу. Ты ужасно закрытая. Это не всем удаётся, так слиться с массой.
- Годы тренировки. Так это ты к чему?
- Я к тому, что я вроде уже старая, после тридцати способности не раскрываются...
- Ну, не скажи! У всех по-разному бывает, исключений полно. И всё-таки?
- Мне кажется, у меня что-то такое проявилось. И именно в связи с тобой. Там, в коридоре, я увидела у тебя в глазах... Ты прости, я неприятные вещи говорю.
- Извини, но ты уже начала.
- Так вот, я увидела у тебя в глазах смерть. Нет, никаких сцен, событий, просто - её. Как присутствие. И мне так жутко стало. А потом сон был странный, что ты на маковом поле, и уходишь вдаль, а одета, как невеста, и с фатой даже, но почему-то вся в чёрном. И тогда... тогда, когда мы зашли к тебе на квартиру, я сообразила, где ты находишься. Ох, прости! Ну что я несу! И когда! Но это меня разрывает. Мне вот что показалось: что это и есть раскрытие способностей, чуткость эта всяческая, но уж как-то слишком жутко, если честно - так я, может, и не совсем хочу - но вот что ты скажешь? Стоит мне над этим работать? Уфф, - выдохнула она.
Галины щёки горели лихорадочным румянцем, как от мороза. Она смотрела на Алесю, казнясь собственной дерзостью. Но та мило, дипломатично улыбнулась и спокойно заговорила:
- Да, это определённо они. Способности. Вопрос: раскрыть или не раскрыть? А это часто и не от личного хотения зависит. Так что я бы очень простой совет дала: пробуй сначала что-то несложное, те же просмотры, а потом смотри, как да что. И ещё - не бойся. Смерть - это не заразно, - улыбнулась Алеся. - Необязательно с тобой всякая жуть должна происходить. И даже со мной!
Галя снова с облегчением вздохнула.
- А вообще, что это мы о тёмных материях? Сегодня ведь праздник Света! Давай за это и выпьем.
И они чокнулась стаканами с глинтвейном.
А Алеся смотрела на неё и думала: здесь определённо что-то есть. Вдруг перспективный кадр? Нет, у неё уже Лора в ученицах. Но Галю всё-таки надо заприметить.
А Галя думала о своём. И мечтательно вздохнула:
- А знаешь, мне бы тоже хотелось Люсией побыть. Да жаль, что туда только блондинок берут.
- Да ладно тебе. Это просто максимализм. А на отборе я всяких видела, и тёмно-русых, и рыжих. Не расстраивайся, на следующий год - будешь Люсией. Считай это официальным пророчеством!
А затем её умчал капитан Батура - танцевать вальс.
***
- Ох, красота всё-таки неземная. А кораблик твой как хорошо бежит.
- "Бежит" - так сказала, будто мы на Волге. Где ты это словечко подцепила?
- А я Гиляровского читала, там и объяснение было.
- Здорово. Знаешь, как-то неожиданно, но почему-то на душе теплее стало оттого, что ты такие вещи знаешь.
Дул лёгкий прохладный ветерок. Нос теплохода разрезал тёмно-бирюзовые, стеклянистые волны.
- Идёт тебе всё-таки капитанская форма, на удивление. А ты знаешь, что ты признан лучшим капитаном двадцатого века?
- Да ну тебя!
- Ну ты же понял, о чём я.
- Понял-то понял.
- Вот и не скромничай.
- Там того капитанства было-то...
- А знаешь, как говорят, "редко, но метко"... ой нет, то есть "хорошо, но мало", а у тебя было "мало, но хорошо". Не смейся, ну, запуталась немножко. Я считаю, надо бы больше эти заслуги отмечать. И не смотри так, меня просто слегка расстроило, что им как-то мало внимания уделили, всё по верхам, хотя и аналитически. Хотя опять же, это в моём присутствии...
- Не надо, не огорчайся. Зато с личной частью - это просто неоценимая помощь. Только сейчас и понимание приходит. Здесь же совсем, совсем другие мерила частенько.
- Понимаю. И хотелось бы - да, знаю, всё это служба, и задания себе не выбирают - но хотелось бы как-то всё это по-другому...
- Сама ведь знаешь. Если так - значит, так было нужно.
- Ну да. Слушай, а пока не говорят, что дальше?
- Пока нет. Но мне и так пока нравится. Фарватер уже освоил, места здесь кругом хорошие. Нападали, правда, уже несколько раз, но мы им отпор дали будь здоров. У нас с вооружением неплохо, сама видишь. В общем, ничего. Только вот не разгонишься особо, пассажиров больно много, часто приставать приходится или шлюпки посылать. Вот уже скоро, кстати.
- А живёшь сейчас где?
- Заходи как-нибудь, покажу.
- О, здорово! Давай! Но, это, не сегодня. И вообще, это как-то надо подгадать - я же слишком часто не могу.
- Да знаю.
- У тебя вид какой-то грустный. Неужели ты ещё ни с кем не повстречался?
- Ну, кое с кем успел уже, конечно. С работы, например.
- И всё?
- Ещё с сыном.
- Это с Володей?
- Да.
Она умолкла. И помедлив, спросила:
- И как?
- Ну... сложно немножко. Но в общем хорошо. Я в другой раз как-то расскажу.
- А остальные что?
- Ох, не знаю. Никак не могу к здешнему времени приспособиться, это меня как-то с толку сбивает.
- Ты совсем какой-то расстроенный сейчас.
Она подступила и взяла его за руку.
- не надо так, нехорошо. Ты понимаешь, что ты этим можешь беды натворить? От твоих волн весь эфир колышется. Когда я впервые зов услышала, чуть с ума не сошла, и я-то с ним справилась, но и то не без потерь, это целая эпопея была - а что обычные люди, то есть, нормальные? Ты их пожалей, не надо никого тянуть.
- Так а делать-то что? И ведь не специально же.
- Эх, пока не знаю. И - за всех не ручаюсь, но подумаю.
***
Татьяна ещё в метро почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернулась - нет, ничего, все привычно уткнулись в телефоны и книги. Потом то же самое чувство подкралось к ней на улице, она обернулась, но всё равно не могла распознать в толпе того, кто смотрел. Если это не была всего лишь обострённая чувствительность.
С недавних пор мир для неё словно по-новому зазвучал, она постоянно внимала, ловила малейшие ноты, ритмы, колебания - наверное, из-за того, что теперь постоянно прислушивалась к своему телу - с благодарностью на грани неверия, с затаённым ликованием и изумлением из-за того, что получилось одержать победу над страшной болезнью.
Если бы пошли метастазы, она бы, наверное, отказалась от химиотерапии. Маму, конечно, жалко. Но ей просто не хотелось бесплодной борьбы ради того, чтоб вырвать несколько мучительных месяцев - нет, даже не жизни, существования. Слишком явно стоял перед глазами пример дорогого человека, наследию и памяти которого она хотела посвятить себя. И она не считала, что это означало сдаться - напротив, смело посмотреть в лицо Той, Чьё Имя Не Произносят Вслух.