С этим Алеся вполне прилично справилась. Она притихла и с удовольствием отметила, что из тревожного её настроение стало - никаким. Для неё это не значило ничего плохого. Наоборот: она ощущала себя вазой, сквозь которую проходит свет - чистой и прозрачной. Свободной от суеты. И готовой вместить букет любого нового впечатления.
И оно писалось само, мазками импрессиониста: мелькнувший среди тесных стен трамвай, и вот ноги несут в переулок, и дома приобретают старинный, чайный оттенок, а занавески на окнах уж очень немецкие, ну и правильно, здесь и правда жили немцы, в основном мастера, а вот в кирпичном заборе знакомая плитка с гербами над совсем не романтичным мусорным баком. А вот голова сама собой задирается взглянуть на чей-то балкон в рюшах поздних петуний, а у фонаря стоит велосипед, и в корзине горшок с каланхоэ и тонкий ежедневник. А вот из магазина со старомодно рисованными цветами на вывеске выходит рослая, пышногрудая темноволосая девушка с книгой.
И вот тут-то Алеся просияла, поняв, что повтор здесь не тягостен, а только он и уместен, и, хохоча, выкрикнула:
- Hey, Andryushka!
Девушка резко обернулась и воскликнула, кипя весёлым возмущением:
- You're spying me, you Dzerzhinsky spawn!..
И, уже задыхаясь в спонтанных объятиях, просипела:
- How dare you.
- Ну конечно, - лыбилась Алеся, - дипломатический статус и прочая шелупонь. Вы там, смотрю, страх потеряли?
Они ещё пару минут перекидывались со стороны бессмысленными и вкусно-задиристыми репликами. И стало так хорошо, может, банально, но хотелось сказать: "как раньше". И неудивительно, что зашли они в знакомое кафе с тёмными балками и белыми салфетками - только, подумав, сели на террасе. И как-то негласно решили, что сегодня они всё-таки погулять собрались, а не посидеть, поэтому ничего не стали брать, кроме клеверной медовухи.
Поделились новостями, поговорили о работе.
- Ой, что-то уматывает эта работа, хоть и любимая... - вздохнула Влада.
Она и правда последнее время изменилась. Её лицо с тёмной полесской красотой уже деликатно, но уверенно примелькалось на отечественных и зарубежных каналах, таких как CNN и Euronews. Владу в шутку прозвали "Андроид" из-за терминаторского обаяния и мальчишеского стиля и выдвигали гипотезу, что литвинский министр настолько амбициозен, что стремится повсюду распространить своё присутствие, даже сотрудников подбирает внешне под стать - ну, или просто размножается спорами, как папоротник. Влада воспринимала это зубоскальство гордо - даже черпала в нём вдохновение.
Но работа действительно превратилась у неё в зависимость. Влада всегда мысленно пребывала на пресс-конференции, если не будущей, то прошедшей, и вид у неё был вечно спешащий и сосредоточенный. Она теперь бывала или слишком серьёзной, или слишком уж легкомысленной - началось какое-то передёргивание, первые звоночки. Юра был довольно чуток, его это насторожило и стало несколько утомлять, и он чуть ли не чертыхаясь выпихнул Владу в отпуск.
Угрожал до самого министра дойти - на что Влада невинно и слегка оскорбительно рассмеялась, запрокинув голову с тяжёлой косой: она была к министру ближе - гораздо. Даже чуточку слишком. Но он сам как-то вызвал её к себе и, выразительно посматривая исподлобья, своим безукоризненным тоном привёл аргументы и повелел наконец вынырнуть из гламурного бюрократического чада. "К четырём жду заявление", - сказал он, только намекнул деликатно, что ей всё-таки следует собрать визы и отнести бумагу в отдел кадров. Она зарумянилась: ну что вы, ей-богу, я не маленькая, это и само собой разумелось. Чудно, с показной сухостью подумал министр, и углубился в документы, а Влада вышла, слишком красиво и старательно покачивая крепкими бёдрами.
- А ты как?
Алеся, как обычно, подняла глаза кверху, прикидывая план, начала набрасывать картину. Влада слушала, кивала. И поинтересовалась:
- А у тебя нет ощущения какой-нибудь параллельности?
Опять. Алеся ощутила пробежавший ток и привычный ноющий гуд за поясницей. Пожала плечами:
- Ох, даже не знаю. Ну, маркиза Хосе Антонио у нас точно нет! Разве что твой Юрка за него сойдёт!
- Да ладно тебе! - прыснула Влада, отмахиваясь. - Какой он маркиз, хулиган обычный.
Но была явно тронута: для неё он был самым необычным, восхитительным хулиганом. Как для Алеси - Димка Батура. Если б он интересовал её как парень, разумеется. И наоборот.
- Я уже давно такие вещи нарочно не примечаю. Вот когда мы сюда только переселились, тогда да. Помнишь, как мы сравнивали здания МИДа?
- Ещё бы!
- А как мы весь состав правительства проштудировали? Шишигин-Потоцкий со своими реформами, гетман Вербицкий у русинов...
- Конечно! Куда ни плюнь. Особенно Вышинский, - криво усмехнулась Влада. - Тут уж совпадение было полное, а не одни забавные детальки...
Алеся задумалась. Сколько лет прошло с той поры? Да года два ведь, не меньше! Вообще у Алеси со временем и датами всегда было плохо, она просто ощутила, что эти знаменательные события тоже относятся к области "вот вроде недавно, а уже...".
- Так что видишь, совпадений нету. Есть у нас, правда, в канцелярии панночка одна, офисный властелин местный - Галя Черненко из Полтавы. Но что уж тут, кроме фамилии? - улыбнулась Алеся. - Каштановая, цветущая, как абрикоса, ещё ободки эти с красными розами любит. Колоритная личность. Только зимой "в загул" уходит: на неё, говорит, местный климат плохо действует, так она потом по два месяца кашляет, но уезжать почему-то не хочет.
Они уже допили медовуху и прогуливались по окрестностям Болотного переулка, совались во дворы, подманивали кошек, украдкой заглядывали в окна. А некоторые местные словно в порядке игры выставляли там что-то диковинное: то растение, то часы или вазу. А у кого-то пол-окна в кухне было заклеено газетой времён графа Чапского. И беседа была такой же медленной, перескакивающей, но непрерывной, как их шаг.
Алеся немного опасалась такой встречи, тем более, случайной. Это про неё было: "с глаз долой - из сердца вон". Её кавалеры всегда удивлялись, что отношения тянутся и тянутся, а она всё так же холодна и дичится. А с какой стати она будет ближе, если они так редко виделись или не виделись вообще? Ну и чёрт с ними, с ухажёрами, это ведь атрибут совершенно опциональный, в отличие от Музы. Или - друга. А бывает, лучший друг, души в нём не чаешь, становится чужим: вроде и не ссоришься, и развилка путей не такая резкая, но отвыкаешь как-то, и уже спокойно без него живёшь, и сердце пустеет, а потом встречаетесь - и выясняется, что толком поговорить не о чем... Грустно.
Но здесь было не то. Было ощущение тепла и бесконечно длящегося вечера: даже закат словно поставили на "стоп".
- Как там Юрий Владимирович? - спросила Влада.
Непринуждённо так, почти буднично спросила. А Алесю кинуло в жар. И тело отозвалось новым невротическим скулежом - она уже почти не обращала на это внимания, так только...
Она уставилась на Владу с недоверием. Та смущённо приподняла брови и тихо повторила:
- Извини, ну мне же вправду интересно.
Алеся замолчала и растерянно смотрела под ноги, старательно ровняя дыхание, и произнесла не одну неловкую реплику, пока разговорилась.
Влада не полошилась из-за "мракобесия", не подначивала. Она слушала внимательно и интересовалась тоже по-доброму. Только теперь Алеся поняла, как ей этого не хватало. Обсуждения с Лорой были - при всём желании, не то.
И она рассказывала о своих странствиях, хоть и тщательно соблюдала цензуру Делилась наблюдениями, радостями, тревогой, что-то объясняла, о чём-то сама спрашивала, заглядывая Владе в лицо, - и от счастья у неё почти темнело в глазах.
Алеся листала воспоминания, как красочный альбом. И дивилась: какими разнообразными были её визиты, и во всём было значение, и трепет живого чувства - и, характерно ведь, что все свои магические штучки она подключала только на первых порах, ко всем этим токам энергии прислушивалась... Потом она о них попросту забывала. И проносилась кометой крамольная мысль: а не в этом ли сила и чистота? В естественности переживаний. Без всяких, там, вывертов и прочих стимуляторов. Точно такой же вопрос стоит перед тем, кто от горя и радости прибегает к горячительному.