- Плавали, знаем, - кивнула Влада. - И ты боишься перейти в какое-то иное поле. Так? Не самый большой грех, я считаю. Особенно в таком деле.
- Да тут вообще всё непонятно. Потому что боюсь я... не только, может, и не столько за себя. А за него. За нас? Такое чувство, что случится что-то ужасное. Я уже почти с неделю не хожу к нему. Нельзя ходить. Но и не ходить не могу, уже на стенку лезу! Чёрт-те что творится, Влада! - с отчаянием воскликнула Алеся и сделала в воздухе мучительное рубящее движение - наверное, если б был тут стол, она бы треснула по нему кулаком.
Влада тяжеловато молчала. Ну вот как объяснить человеку, что если он имеет дело с Андроповым, то ужасное рано или поздно всё равно случится. Точнее даже, относительно рано. Другое дело, стоит ли доходить до этого. Да нет, конечно! Надо продумать пути отступления - изящный такой резервный план, и точка. Вот только если она скажет это великой планировщице Алесе прямо сейчас, то может и по физии отхватить. Ну ничего, ничего. Сама до этого дойдёт.
А вслух она сказала следующее:
- Не рви по живому. И забудь, что я там раньше говорила. Чуешь?
Алеся изумлялась - перед ней снова стояла решительная, боевая Влада времён истории с Вышинским.
- Так, договоримся вот как, - отчеканила она, - я - ничего и никому. Министру в том числе. Но если случится что-то нехорошее, действительно серьёзное - я ему всё-таки сообщу.
- Идёт! - сказала Алеся.
- По рукам!
Ехали они всё-таки вместе, но всю дорогу молчали. У Алеси немного закружилась голова, и она прислонилась виском к тепловатому стеклу. Вот, даже с Владой метаморфоза - хотя чего тут дивного, если столько не общались. Но - словно не было этих двух лет, или стали они полупрозрачными, и так хорошо видятся те картины, те ощущения.
Но как надо было выходить, Влада её вообще убила: Алеся уже с прощальной улыбкой ступала на подножку, уже отворачиваясь, и тут её догнало хулиганское:
- Слышь? Познакомь нас как-нибудь!
Глава семнадцатая
Последний глоток лета
Она робела и стеснялась своей уличной одежды, хотя перед переходом отобрала всё самое образцовое, выстиранное и выглаженное.
Да. Всё - так, потому что нужно ловить волну. Любую, даже неистовую, пугающую, после прорыва плотины. И при этом желательно не думать, чтоб не расстраивать помехами потоки энергий - поэтому Алеся даже не знала, куда она, собственно, шагает, выходя из подъезда.
Ей было неуютно в этом зловещем стерильном царстве, как любому здоровому человеку (ну хорошо, прибавим слово "относительно").
Но главное, что Алеся увидела его. В тот самый момент. В той самой обстановке, от которой сжималось сердце. И ещё она боялась, что кто-нибудь войдёт, это вам не сон, где реальность сравнительно пластична и разворотлива.
Но первую секунду Алеся застыла, и с яркостью проступила в воздухе строгая, тихая композиция звуков, приглушённых, как шаги у постели больного. Такой невесомый аппаратный гул, иногда деликатное попискивание каких-то датчиков - она б, конечно, предпочла ничего о них не знать, но всякий раз, как её захватывала аура героя, она с необъяснимым влечением, жутковатым педантизмом погружалась в мир его горестей. Она проводила личное исследование, и вот как-то само собой оказывалось, что она начинает гораздо глубже, чем нужно, разбираться в таких вещах, как рак желудка, воздействие мышьяка на организм, болезни сердца и их лечение, заболевания почек и гемодиализ, наконец.
Её словно бы тянуло узнать, "как ещё может умереть Патриция Хольман", если не от пули - интересно, как может разрушиться тело человека перед тем, как душа перейдёт последний рубеж? Но военные ранения тоже, кстати, завораживали. Крови не боялась. От чужих страданий сознательно, с демонстративным жёстким равнодушием открещивалась. Вот именно, от чужих.
А сейчас она ощутила, что у Юрия Владимировича не сильно, но тягуче, тоскливо болит голова. Он прикрыл глаза, стремясь расслабиться и прогнать эту боль, даже задремал, но не смог.
Алеся подошла неслышно, кладя на его лоб мягкую ладошку, шёпотом позвала:
- Юрочка!
Андропов почему-то совсем не удивился. Открыв глаза, он произнёс:
- О, надо же. Только задремал, и уже вижу тебя во сне. Ну наконец-то.
Алеся не знала, что сказать, просто погладила его по голове. Ну, и про то, что это не сон, опять тактично промолчала. Но ей было очень важно прийти к нему "на самом деле", пусть рискованно.
- Я уж думал, а вдруг больше не придёшь, - тепло продолжал Андропов, - но как-то вот не верилось, что раз - и исчезнешь, хотя уже два месяца прошло. Но я ждал.
- Два?
Алеся была готова со стыда сгореть.
- Ну да, время быстро летит. Ты уж прости, что в такой обстановке, как-то у меня фантазии не хватило заснуть в более симпатичное место, - извинился он.
- Ничего, ничего, ну что ты! Это я некстати прямо во время процедур, - пробормотала Алеся.
- Неправда. Кстати.
Он ощущал, как под её прохладной ладонью растворяется заунывная головная боль. Надо бы улучить момент и поцеловать её милую руку. Андропов улыбнулся своим мыслям, и Алеся немедленно отозвалась, тоже с тенью улыбки:
- Интересно бы узнать, о чём ваши думы. Как вы себя чувствуете, мой князь? - спросила она и поцеловала его в лоб.
- С каждой минутой всё лучше и лучше! - шутливо отрапортовал Андропов. - А в вашем обществе поневоле улетучится любая хворь!
Вот это класс, он подхватил её игру с обращением на "вы"! Очень естественно. И это несмотря на то, что у них выканье обозначает противоположные вещи. Да, и на князя, что характерно, не обиделся.
- Я очень рада.
Вот только выглядел усталым, хотя бодрился и был явно настроен по-боевому и... как это вообще по-русски? "Зацята". Настроенность на борьбу. Мало того, победу. Упорное, со сжатыми зубами противостояние. В нём читалась мощь и угроза, нечто вроде глухого рыка авиационного или танкового мотора - который, к сожалению, сбоит...
Время летит.
- Знаешь, Юра, вот ты про время сказал...
Алеся поглаживала Юрия Владимировича по волосам и старалась не смотреть на подсоединённый катетер - там, где он жалом нырял под кожу.
- Ну?
- Неловко спрашивать, но какой сейчас год?
- Ничего неловкого, ты ведь не отсюда, - невозмутимо пожал плечами Андропов. - А год восьмидесятый. Буквально недавно наступил, кстати.
Вот оно что, всё тогда ясно. Понятно, откуда это напряжение, бьющее через край: она ли не помнила, она ли книжек не читала, что именно в этот период в Политбюро, за спиной дряхлеющего, всё более невменяемого Брежнева, начиналась тихая схватка за власть. Тогда же выдвинулось и "малое Политбюро", или триумвират, удивительно напоминавший их с Владой и капитаном компанию drei Kameraden... Она ещё недаром замечала, что Юрий Владимирович стал меньше шутить и больше хмуриться, иногда раздражался - она, правда, тоже за словом в карман не лезла, но они оба спохватывались, извинялись и отходили на свои позиции, а дальше продолжали беседу как ни в чём ни бывало. И заметно это было не только ей, но и сослуживцам. Правда, наблюдения эти были до приключения в Вильне - там он, кажется, был ошеломлён, захвачен, забыл обо всех проблемах, личных и государственных... кроме проблем с самочувствием, конечно, но Алеся тогда очень прилично справилась.
- Вот так, - продолжал Андропов, - и мне просто не верится, я ведь с тобой уже больше трёх лет знаком. Странноватое ощущение: так, будто совсем недолго, и так, будто полжизни... А знаешь, что забавно получается? Сейчас вот, например, зима, а мы с тобой виделись в основном весной и летом - но оно и правильно, во сне ведь какая разница, что за окном, да и вообще?
Очень ёмко - "да и вообще". И именно, что разницы никакой. Потому что душой отдыхаешь.
Алеся опустила глаза, и от нежной радости у неё чуть не закружилась голова. Как же здорово.