...Хотя собственное мучение начало уже входить в привычку. Наверное, так и приспосабливаются? Даже печаль, и боли, и иногда приступы слабости воспринимались как благородная горчинка. Но самой смиренной радостью было то, что всё - ради него. Она не вздумает штопать свою рану в сердце. Она раскроет её ещё шире и свою кровь действительно отдаст Юрочке, птенчику...
Боже, боже... как это стыдно и болезненно, может, верно говорят православные богословы, что это прелесть, лишнее, греховное, не должно быть таких аффектов, что накрывают её то в метро, то среди ночи, то у плиты, сжигают лихорадкой...
Так, хватит! Вода сейчас выкипит, а она ещё даже шиповник не достала. Странное отношение к этому растению. Шиповниковый чай она терпеть не могла: им её всегда поили во время гриппа, и теперь он был связан с температурой и горьким привкусом антибиотиков. Зато цветёт симпатично. Кстати, она и сама похожа на шиповник, даже по какому-то там цветочному гороскопу это вроде бы её цветок... Красивые броские цветы, специфические плоды, с которыми куча мороки, и тьма колючек - не оцарапаться практически нереально, даже самому осторожному.
Последним ингредиентом был хвощ. Здесь моментально вспоминалось детское стихотворение Василя Витки:
Хвошча, хвошча дождж.
Во?к схава?ся ? хвошч.
Хвост пад хвашчом,
А во?к пад дажджом.
- Ну, волчара, не повезло ему, - хихикнула Лора. - Чего это его на луг понесло?
Кое-кого тоже в Афган понесло и там не повезло... Возись теперь. Сновидческая компенсация ему удавалась неплохо. Но Алеся заметила, что даже во сне Андропов уже не так свеж и бодр, как раньше. Наоборот, недолго он продержался в своей агрессивной растерянности: как-то раз прямо посреди разговора рассеянно замолчал, робко обнял её, прижался. Алеся тогда чуть с ума не сошла от радости - да, да, пусть хоть вообще её не выпускает! Пускай пьёт её силу, ей не жалко, она всё отдаст, себе самый минимум, чтоб пару статей, отчётов и переводов накорябать, как раз на работе некоторое затишье, а там отоспится же...
Так, наконец-то всё готово. Алеся смешала травы, залила стаканом кипятка, потом ещё полчаса держала на водяной бане, читая с очерёдностью в полминуты старинные южные заговоры. Увы, здесь не допускалось никаких вольностей, никаких мелодических речитативов, верлибров и вообще современной речи. Поэтому, как ни досадно, но приходилось умерить свой творческий пыл. Хотя она и сама понимала: щеголять не время.
- Ну, что теперь? - сросила Лора.
- Ничего, настоять надо, - пожала плечами Алеся. - Три дня. Проверь там чайник.
- Правильно, надо же нам хоть вкусного чего шахнуть за труды. А зефир есть?
- Да подожди ты, рано радоваться... Есть, конечно.
Она тогда перелила зелье обратно в кувшин, прочитала три формулы на разных языках и бросила в прозрачную янтарную жидкость три чёрных гагата.
Потом взяла из специальной стопки листок для записей и набросала схему. Учитывая то, что в её родном мире время текло по-другому, да ещё то, что она отправится в прошлое, Алеся не проставила числа, а просто обозначила промежутки по дням недели примерно на месяц.
Ну, дай Бог, чтоб всё получилось. Месяц - как раз неплохой испытательный срок.
Алеся вынесла зелье на балкон. Когда она вставала ночью, то не утерпела и зашла посмотреть на кувшин. Изнутри шло неяркое золотистое мерцание. У неё захватило дух. Значит, всё она сделала не просто правильно, а виртуозно: в той старинной книжке говорилось, что в идеале в первую из трёх ночей на открытом воздухе зелье должно приобрести чуть заметное, мягкое сияние, как у светлячка. На вторую ночь оно станет едва различимым, а на третью исчезнет.
Все эти дни она не ходила, а летала в паре сантиметров от земли - иначе отчего б ей казаться выше, вызывая удивлённые взгляды окружающих?
Алеся заварила чай и мысленно зафиксировала: завтра.
Было чувство, что она оседлала волну везения: зелье получилось превосходным, самочувствие, несмотря на потраченные силы, оставалось... ну, оно ещё не стало синонимом слова "нормальное", бывало и лучше, но, по крайней мере, не наступало ухудшения.
Оставалось лишь одно сомнение: изменится ли сила воздействия от условной плотности метафизического плана? Иными словами, будет ли эффект от зелья во сне, пускай даже по умолчанию выбранной двадцатой степени достоверности?
Они с Юрием Владимировичем как-то раз бродили по прозрачно освещённым аллеям сада поздно вечером. За беседой бездумно собирали разноцветные кленовые листья, хотя на самом деле для них было ещё несколько рано. Алеся с расстройством наблюдала, что нагибаться ему уже труднее, видела, какими скованными становятся его движения: то слишком резкими, то слишком осторожными, как у раненого, который не может привыкнуть к своей ране. Потом сидели за столом, любуясь драгоценным букетом с переливами киновари, и компотной желтизны, и тусклой зелени, и огнистых сполохов.
- Послушай, Юр, сделай мне одно одолжение, - чуть помявшись, попросила Алеся.
- Какое же?
- Я б хотела, чтобы ты занялся своим здоровьем, - тактично произнесла она и посмотрела выразительно исподлобья.
- Ну опять ты начинаешь, - с досадливой укоризной отозвался Андропов.
- А чего ты упрямишься? Я многого не прошу. Давай раза три хоть попробуем?
Он вздохнул.
- А ты здесь собираешься свои эксперименты ставить или опять меня где-то подстережёшь?
- Пока здесь, - ответила она.
- Оно сильно противное?
- Юра, да когда тебя это волновало! Тебя это вообще занимать не должно! - И она сердито хлопнула рукой по столу.
На этот раз Андропов не стал на неё злиться. Что-то стронулось у него в лице, какая-то мысль, видно было усилие воли - да, не укрылось от Алеси. Но всё равно она растаяла, когда он взял её руку, поднёс к губам, а отпустив, сказал тихо:
- Я знаю, что ты обо мне заботишься, мусечка.
Ну вот... Решил не обижаться. У Алеси впервые за последнее время забрезжила надежда, что всё будет хорошо, и она обняла его на прощание ещё чуть нежнее, чем обычно.
Она была полна предвкушением и вся погрузилась в мысли о предстоящей миссии. Ей уже давно был не особенно нужен внешний мир - ну так, для порядку. Поэтому любые внешние раздражители вызывали у неё рефлекторную досаду, уже потом она начинала разбираться, что тут хорошо, что плохо, в налоговую требуют явиться или на концерт зовут. О Владином звонке она подумала, что он, скорее, радостен, на многозначительный, но куцый вопрос: "Как ты?" - ответила, что превосходно. А к министру они и правда уже давно не ходили, пора бы сделать визит, да он и сам звонил, что соскучился, хотел бы насладиться их юным обществом. Алеся поёжилась, вспоминая, что именно с такого визита начались всякие против неё подозрения, опасения и огласка вперемешку с конспирацией - в общем, утомительная жизнь, - однако в принципе обрадовалась. Хотя бы потому, что эти визиты питали её самым изысканным и любимым лакомством: чувством исключительности. Пускай даже здесь, в ВКЛ, исключительность - демонстративно по-скандинавски затушёванная, а не классическая номенклатурная. Зато, заметьте, не во сне, а наяву.
- А ты знаешь, что Юрка наконец машину купил? Мы ж старую развалюху загнали, а до новой всё никак не дозревали, - радостно вещала в трубку Влада.- Так мы сейчас за тобой заедем! Собирайся!
Алеся не всегда отличалась быстротой мобилизации, а сегодня у неё куда-то запропастились колготки. С чулочно-носочной продукцией она вообще пребывала в состоянии постоянной, неизменной и долголетней вражды. Вот и сегодня она металась по квартире в поисках пары.