Выбрать главу

В дверь позвонили.

- Леся! Открывай! Что ты там копаешься?

Красная, взлохмаченная, она доскакала до двери и распахнула её.

- Одну минуту, Влада, честное слово...

Она не замечала, как подруга меняется в лице, и беспечно шарила в ящике комода.

- Слушай... Леся, а почему у тебя так... странно?

- Как? - встрепенулась Стамбровская, подняв голову и испуганно округлив глаза.

И до неё медленно начало доходить. И с каждым моментом становилось всё жутче.

Окна были затемнены, как в комнате больного. Повсюду витал терпкий запах, напоминающий церковный и больничный одновременно: пахло травами, свечами, ладаном, застоявшейся заваркой и резкой ноткой вроде антисептика. Эти запахом явно пропитались лежащие повсюду вещи. Алеся никогда не отличалась маниакальным педантизмом, но сейчас её дом напоминал разворошённое гнездо. Не то, что было грязно, квартира явно убиралась, хоть и небрежно. Везде болталось какое-то барахло, якобы для того, чтобы всегда быть под рукой - а на самом деле явно отражало нежелание хозяйки обращать внимание на то, что творится вокруг.

А она и правда не заметила, во что постепенно превратилось её жилище.

Такая тщательная скрытность, и так глупый прокол! Обычно, поразившись переменам, друзья решают, что человека надо спасать - и рьяно за это принимаются, начиная с нотаций. Но Влада просто спросила:

- А что это за кувшин?

И, не дожидаясь приглашения, прошла посмотреть.

Да, зелье должно было принять комнатную температуру. Рядом с ним лежала и книга рецептур. Влада оценила цвет, скользнула взором по гагатам на дне, довольно бесцеремонно пролистнула книгу до трети, положила на стол. И, посмотрев сурово, сказала одно:

- Алеся, нет.

Это могло бы показаться комичным, памятуя о прозвище министра и о Владином ему подражании, но сейчас было не до смеха.

- Лада, ты же знаешь, что у меня проблемы.

- Не настолько серьёзные! Хотя если в другом смысле, то всё даже хуже, чем я думала!

- Да откуда ты знаешь, для кого?

- Я чувствую почерк, - покачала головой Влада.- Извини, но мы с тобой тоже тесно связаны. Это триумвират.

- А с капитаном почему нет? - взвилась Алеся. - Он тут не пришей к стене рукав в этой твоей классификации! Не дури голову!

- Неправда! Но это разговор для другого раза. Лучше признавайся, как ты намеревалась это использовать?

- Каком кверху!

- Леся, ты понимаешь, что удумала? Это тебе не игры в набожную испанку, caritas и прочее, это вопрос стратегического баланса!

- Ах, баланса?

- Да!

- Круто, значит, совок в нетронутом виде - это священная корова? А если мы бы лучше жить стали, хоть чуточку? Может, не пришлось бы эмигрировать! - выпалила Алеся, чувствуя, как начинает щипать в носу.

Она задела за живое. Влада нахмурилась и стояла, понурив по-мальчишески набриолиненную голову. Она тоже много и долго об этом думала.

- Ты думаешь, у меня не было всех этих мыслей - если бы, да кабы? Хотя бы про Андрея Андреича... Но вот теперь-то ничего нельзя трогать. Но, Алеся - я ведь, кроме всего, Хранитель.

- Бездушная тварь ты, - зло выплюнула Алеся. - Тебе человека не жалко... Никакая это не игра, ни в набожность, ни в спасителя, о какой игре тут может идти речь, если... если я люблю его...

Влада тяжело вздохнула и провела по лицу руками, словно смывая с него пот. к министру они явно уже опаздывали.

- Я понимаю, что ты видишь - человека...

- Не понимаешь! - сварливо перебила Алеся, лишь бы сказать.

- Очень даже понимаю! - повысила голос Влада. - Но вот ты вмешаешься в судьбу одного человека, а вместе с ней изменятся миллионы. Если б Андропов ещё несколько лет был у власти, то мы б ещё и теперь, может, при Союзе жили. Не было б ни Черненко, ни, наверное, Горбачёва. Система бы могла выправиться и функционировать. Ну, как в Китае сейчас.

- Подожди...

- Да тут дело ясное, - припечатала Влада, - получается так, что ты хочешь вылечить... Советский Союз.

- Нет! - отчаянно вскричала Алеся, и тут прикусила губу.

- Ну подумай, а разве не так?

У неё всё оборвалось внутри. Она круглая дура. За деревьями не увидела леса, а за человеком - государства.

- Так значит, всё было зря? - тихо произнесла она. Она кивнула на золотисто мерцающий кувшин: - Вот над этим я билась полторы недели. И вовсе не потому, что хочу реанимировать государство, с которым носятся как с писаной торбой всякие дурни - искатели золотого века. Мне просто хотелось, чтобы для моего любимого человека жизнь не превратилась в кошмар и агонию длительностью в несколько лет. Уже - два года с небольшим, вернее.

Ещё одна вещь поразила её и теперь терзала неустанно: словно в виде компенсации за подаренный момент (так бездарно и неприятно истраченный), Время ускорилось, и теперь для него перерывы между встречами стали больше, а для неё наблюдаемые перемены и душевная боль - резче.

Время не ждёт. А иногда ещё и злобно шутит.

- Слушай, я понимаю, что ты действовала из лучших побуждений, но...

- А ты не можешь совсем без "но"? Может, это всё-таки не будет вмешательством? Ну, или не таким фатальным?

Влада молча покачала головой.

- А если... ну, как временный эффект?

- Разумеется. Тогда ты успешно продлишь пытку. И ещё... - Влада вздохнула. - Да, я в этой всей истории выгляжу как надзиратель, но у меня не было такой цели, и, пожалуйста, не воспринимай так, что я тебя будто бы "добиваю" - но, Алеся, есть ведь и другой момент, а дело серьёзное. Понимаешь ли, ты ведь всё-таки не Целитель, а Инквизитор...

Алеся молча взяла кувшин и опрокинула его содержимое в раковину, только стукнули о нержавейку чёрные камни. И в отверстии слива исчезало не только драгоценное зелье, шедевр профессии, но и её надежды.

Глава двадцатая

Кто виноват

Он велел водителю припарковаться чуть поодаль, не у самого подъезда - сделал плавный указующий жест. А мог бы и не делать, не первый раз сюда ездит. Трогательная бессмысленная деликатность: не "светить" своим внушительным "мерседесом". Хотя кто тут коситься будет? - район своеобразный, где работает благородный принцип: всем всё равно. Вон под заплаканной берёзой чья-то вишнёвая "феррари" распласталась зверем, а вон во двор пробирается старенький, но лелеемый "нёман". И сразу видно, где парвеню, а где наследники.

Интересно, а она к какой категории относится? Говорит о себе весьма скупо. Вернее, не так: разговорчива, иногда даже велеречива. Но кроме культурных и гастрономических пристрастий, он знает о ней самую малость. "В любом случае, хорошо устроилась", - мельком подумал он, входя в подъезд старинного дома.

Хотя почему б и нет? Наверное, заслужила. Ему не стали бы рекомендовать всякую шушеру. Она произвела на него впечатление с самого начала (а какая была квартира, даже не запомнилось). Дверь была не заперта. Она встречала его и не сидя за столом, и не на пороге, а шагах примерно в четырёх от двери: скульптурно застыв и сложив опущенные пальцы шпилем, как священник. Поздоровалась учтиво, но с отстранённой прохладой.

- Проходите, пожалуйста.

Для человека своей профессии она выглядела очень неожиданно: тёмный деловой костюм, фильмановская оправа на строгом лице и - боже ты мой - орденская планочка. Усмехнулся про себя от удивления: "Ну прям генеральный секретарь какой-то" - хотя в Лиге Наций типаж у людей, в том числе у лидеров, другой, более открытый. Здесь же была девушка интеллигентно-авторитарного стиля, в то же время какая-то байроническая, с гибкой рапирной худобой и интересной бледностью. В эту бледность примешивалась капля охры, напоминая о портретах Бонапарта. Наверное, загар был золотистым, но весь не сошёл, хотя, вообще-то, сложно представить её на пляже, такие обычно избегают жарких курортов. Её лицо казалось усталым и энергичным одновременно. Так бывает у людей, до поздней ночи пишущих научные работы и доклады.