— На лицензию? Вы думаете, что мой дар полезен? — Я даже подпрыгнула от радости и замаячившей надежде.
— Еще как полезен, милая. Помнишь тот скандал на вернисаже месяц назад? Эксперты в одну дуду говорили о точности мазков. Про то, что линия неровная, потому что у художника под старость дрожали руки и ни один подделыватель этого не сделает. А потом они нашли в краске химический элемент, не соответствующий эпохе. Мол, не добавляли тогда в синюю краску ничего, кроме кобальта и ультрамарина. И что? — приподнял он возмущенно свои густые брови.
— Что?
— Они так же в один барабан стали стучать, что, разумеется, это фальшивка. Они сразу по мазкам и определили. — Он комично передразнил недалеких, по его мнению, экспертов.
— А я смогу…
— Стоп, притормози пока. Мы не получили ответы на свои вопросы. И что ты сможешь, а что не сможешь — пока не ясно. Давай лучше закроем лавку и пойдем, попьем чайку, пока ждем Арчи? Что-то не хочется мне сегодня работать.
Глава 3. «Девушка с жемчужной сережкой»
Я хорошо ее помнила.
Помнила, как подумала, что стояла на этом месте столько раз
и никогда не видела Делфт таким,
каким его нарисовал художник.
— Так этот человек был Ван Рейвен? — Патрон? — отец усмехнулся.
— Нет, детка, это был не Ван Рейвен.
Это был художник — Вермеер.
Йоханнес Вермеер с женой.
Ты будешь убирать его мастерскую.
Трейси Шевалье «Девушка с жемчужной сережкой»
Арчибальд Дрейм ворвался в гостиную к почтеннейшей эмакум Альме Липринор, когда чай мы пить почти заканчивали. Он пролетел по гостиной стремительно, как тот пират при абордаже судна. И когда с приветствиями было покончено, перешел к делу.
— И? Когда? Что? Она что-то спалила? Затопила? Уничтожила? В твоем послании ничегошеньки же не понятно! — сыпал он вопросами, как ядрами из пиратской пушки.
— Нет. Только спасла мою репутацию, антикварную лавку от разорения. Меня от переезда в провинцию к дальним родственникам, а Альмочку от приступа депрессии и меланхолии, — слегка преувеличил мои заслуги мэтр.
— Ах, ты ж… — наверное, он хотел сказать: «Якорь мне в глотку», но в присутствии дам так, конечно, не говорят.
— Вот и мне интересно. Где носит почтенного куратора бедной переселенки, когда ей он так нужен. И я, и Клари извелись просто от переживаний. Это важное событие произошло две недели назад. А куратор ни сном, ни духом. Все приходится разгребать моему бедному Вассиану. А у него, между прочим, опять приступ подагры был. Васичке нельзя волноваться. — Эмакум Альма приписывала своему мужу кучу болячек, от которых мэтр неизменно соглашался лечиться только рюмочкой наливки, можно на травках.
— Я был на тушении пожаров в Антверрпене. Там загорелся один из банков. Представляете панику людей. Всех магически одаренных в области снижения агрессии и направили. У людей там вклады, жизненные накопления и просто сейфы с имуществом. Здание огромное. Особняк на пять этажей. Полыхало три дня. И потом мы ликвидировали последствия. Там чуть до бунта не дошло. Я уже не говорю о массовых попытках суицида, — выпалил мой куратор на одном дыхании, с нетерпением ожидая реакции. И она последовала.
— Всё. А пойду к себе. Моя тонкая душевная организация не способна выслушивать этого человека без моих успокоительных капель. Мне нужно срочно в спальню. Васичка, постарайся не принимать близко к сердцу все, что будет говорить этот человек. — Эмакум Альма величественно проплыла мимо ухмыляющегося Арчибальда.
— Конечно, Альмочка. Ступай к себе. Может, примешь ванну с лавандой? Уверен, что это тебе поможет. — Мэтр почтительно прикоснулся губами к ручке супруги и погрозил кулаком за её спиной другу.
— Так. Вот теперь можно мне все в подробностях? Желательно с мельчайшими деталями. Можешь не стесняться и сказать: чувствовала ли ты запах чеснока от этого типа во время магического видения?
— Нет. Не чувствовала. Мэтр не ест чеснок. — Я покосилась на начальника.
— Ест. Но сейчас не об этом. Давай рассказывай.
И я снова повторила свой рассказ. Постаралась, как можно более подробно и максимально детализировано. Мой рассказ произвел впечатление. После него воцарилась пауза. Мэтр явно что-то еще раз продумывал. А Дрейм переваривал услышанное. А потом произнес: