— В таком случае, извольте-с предложить свой вариант.
Яков задумался. Минуту он ходил взад-вперёд по комнате, почёсывая затылок. Затем спросил:
— Значит, про Христа надо?
— Да-с, — ответил городовой.
— А про ангелов можно?
— Можно.
— Знаю я песенку одну. Хорошая такая, весёлая. Правда, автор этого произведения нынче персона нон грата, причём нужно заметить небезосновательно, хотя, думаю, это не важно.
Встав посередине комнаты и собравшись с духом, Яков запел:
— Уже прошло седьмое ноября,
Утихли звуки общего веселья,
Но кто-то движется кругами там, где я.
Должно быть — ангел всенародного похмелья.
Трудно описать эмоции, которые пришлось испытать гостям купеческого дома. Люди буквально хватались за головы, пытаясь облегчить страдания ушей. Растягивая высокие ноты, голос вокалиста от жалобного фальцета переходил в блеяние раненой овцы. Исполнение было настолько невыносимым, что даже уличные дворняги за окном подняли истошный лай. Купец Чухоткин и вовсе упал коленями на пол, уронив кошелёк. Старик охал и ахал, испытывая головную боль. Истязание прекратилось, когда в момент очередного припева певец схлопотал подзатыльник от коллеги с густой бородой и бакенбардами.
В тот же миг из противоположной комнаты донёсся шум: зазвенели колокольчики, заскрипели половые доски и раздался долгий гулкий топот.
— Ох, виноват буду! Ох, виноват! — жалобно завопил старик, не поднимаясь с колен.
— Дядь, успокойся, — обратился к старику Яков. — Ни в чём ты не виноват. Это я малость перестарался.
— Виноват, да ещё как. Дурак старый, надо было сразу предупредить. Сразу, а не наоборот. Поздно только. Беда грянет.
— Какая беда?
И вдруг входная дверь с грохотом отворилась. Удар был настолько сильным, что свечи в канделябрах мгновенно потухли. Дворовые собаки за самопроизвольно открывшимся окном перестали скулить. Одна из висевших на стене картин пошатнулась и с треском грохнулась на пол. В комнату вошла женщина крупного телосложения. Одетая в чёрное платье, она казалась грозовой тучей на черноморском побережье. Глаза её вспыхивали от злости, а правая рука сжимала деревянную скалку. Купец Чухоткин встретился с ней взглядом и побледнел. Он будто постарел лет на двадцать. Руки, губы, подбородок, вся его сущность задрожали.
«Туча» с гневом посмотрела на людей и диктаторским тоном спросила:
— Что здесь происходит, дражайший муж?
— Ничего, г-г-голубушка м-моя, — заикаясь сказал Чухоткин. — Городовые п-п-пришли.
— Зачем пожаловали?
— С-славить Христ-та нашего.
Супруга перевела взгляд на пол. Увидев раскрытый кошелёк, она сильнее нахмурила брови и с ещё большим негодованием сказала:
— Понятно. Деньги клянчить пришли, дармоеды поганые.
— Сударыня! Я бы попросил вас… — попытался оправдаться Парамон Иванович.
— Молчать! — отрезала купчиха. — Сверну в бараний рог и чёрту в пекло!
Порядкин и его товарищи стояли по стойке «смирно». Инстинкт самосохранения не позволял вступать в полемику с хозяйкой. Покровительница черноморских туч продолжила допрос:
— А теперь, охломоны, отвечайте: кто из вас овцой ревел?
Все трое городовых синхронно направили указательные пальцы на Якова. Парень был поражён «мужской солидарности» коллег по песенному искусству.
— Ах, ты сволочь такая!
— Сударыня не волнуйтесь, — почтительно обратился Яков к хозяйке. — Извольте выслушать…
— Ах, ты горлопан окаянный!
— Не будем переходить на личности.
— Да ты хоть знаешь, что своим воем продлил бессонницу мою? На неделю!
— Не виноватый я! Вон те мужики всё это затеяли! — показал Яков на городовых. — С ними и разбирайтесь. Я здесь совершенно случайно.
— Ну, погоди, аспид! Сейчас я тоже совершенно случайно расшибу твою пустую голову скалкой.
И подняв над головой грозное оружие, которое услужливо подала ей кухарка, хозяйка с воинственным криком кинулась на Якова. Чудом увернувшись, парень бегал из одного угла в другой, опрокидывая по пути то стол, то стулья. Но разгневанная женщина успешно таранила препятствия. Выждав удобный момент, беглец взялся за ковёр и резко дёрнул. Хозяйка потеряла равновесие и с грохотом упала на пол. Получив преимущество, Яков стал бросаться попавшимися под руку предметами. Сначала полетели канделябры, затем тарелки, вилки, висевшие на стене часы с маятником. В пылу битвы он даже едва не воспользовался иконой, но осознав греховность поступка, отступил и быстро перекрестился. К сожалению, импровизированные снаряды не возымели эффекта. Фурия встала на ноги и, размахивая скалкой, перешла в яростное наступление. От отчаяния Яков подбежал к Парамону Ивановичу и укрылся за его спиной. Остальные городовые стали своего рода живым щитом. Увы, стратегическое отступление потерпело фиаско. Женщина в чёрном подошла к городовым, замахнулась скалкой и сокрушительным ударом отбросила их в сторону. Очередь дошла до Парамона Ивановича, которого трясло от страха. Хозяйка схватила его за воротник шинели и с разворота бросила в открытое окно. Городовой с криком вылетел на улицу и угодил лицом в снежный сугроб.