— Как это «большой»?
— С кулак там или покрупнее. А тот с ноготь… Блажь все это. Глупая блажь, инспектор. Не думал я всерьез. Хоть бы мыслишка толковая проскочила, как с ним быть. Да и случаев таких — один на десять миллионов. Мне, дураку, достался. Совладал я с ним? Только и беда, что в карман положил, не сразу сдал…
— Сдать собирался?
— Что с ним еще делать? — вскинулся Попов.
— Я об этом и спрашиваю.
— Поносил бы неделю в кармане — и сдал. Некуда с ним податься. Понимаете — не-ку-да…
«Что ж, — подумал старший лейтенант, — прозвище Лисий Хвост тебе дали недаром… Крутишь. Ой, крутишь! Слова твои расходятся с делом. И в долине у избушки лежит труп Лазарева…»
— Но уверен ли ты был в Лазареве? В его согласии?
— Конечно, нет.
«Пожалуй, ты, Попов, все-таки больше подлец, чем дурак, хоть поступки твои — глупее не придумаешь, — размышлял Малинка. — И почему так часто бывает, что ежели вдруг в человеке подлость пробуждается — а она вроде болезни дремлет в человеке, — то ею, подлостью своей, прежде всего самого близкого человека, друга пытаются заразить? На сочувствие рассчитывают, что ли?»
Вслух инспектор сказал:
— Значит, не исключал ты возможности, что Лазарев тебя в контору поволочет, алмаз сдавать?
— Нет.
— И все-таки драку затеял.
— Так он выбросил камень!
— Выбросил?
— Точно. Сам видел.
«А что, если ты видел не то и не так? — подумал инспектор. — Очень не похоже на себя действовал Лазарев. На месте надо быть. Обязательно. И сегодня. Не то дожди смоют все следы. Тогда одна путаница пойдет! Ох уж эта катастрофа! Но пока следует выяснить действия, поступки, если можно — передвижения Лазарева и Попова в долине у избушки».
— Вот что, — сказал инспектор, — двигайся ближе. Старший лейтенант достал блокнот, карандаш.
— Написать все надо? — спросил Попов.
— Не-ет, — протянул инспектор, занятый наброском. — Вот это план долины с избушкой. Расскажи, как вы пришли туда, что делали, куда ходили… Все по порядку. Не торопись. Это важно. Надо восстановить последовательность происходившего.
— Хорошо. Я постараюсь ничего не спутать. Одного я не знаю: что делал Лазарев, когда я спал…
Вертолет спецслужбы нашел потерпевших катастрофу рано утром.
Малинка очень удивился, когда из машины, приземлившейся за пойменным лесом, вышел сержант Никулин.
— Ты будто знал — понадобишься! — воскликнул инспектор.
— А начальство на что? — подмигнул сержант. — Меня майор Нестеров послал. Вызвал и говорит: «Старший лейтенант понапрасну беспокоиться не станет. Выходит, дело серьезное, а раз он и экипаж пропали, то вдвойне. Может быть, помощь потребуется. В общем, отправляйся».
— Помощь действительно потребуется. Не положено таких типов без охраны в район отправлять. — И Малинка вкратце рассказал о деле, на которое он наткнулся. — Мне, сам понимаешь, до зарезу нужно побывать на месте преступления. Вот-вот дождь — и от следов ни шиша. Признание Попова признанием, а повиснет на мне дело — не обрадуешься. У меня от него уж и так шея болит. Вот спасибо, что прилетел.
— Начальство благодарить будешь, — снова подмигнул сержант. — Мое дело — приказ выполнить.
12
С высоты крутая осыпь выглядела плоской. Сбоку, у самого края ее, валялось дерево. Все как на плане, что они начертили с Поповым, который на автомашине ехал теперь с сопровождающим в райцентр. Только ни под стволом дерева, ни близ него не было трупа.
— Что за чертовщина… — не сдержался Малинка. Он высунулся, насколько позволил выпуклый иллюминатор. — Никого. Где же Трофим? Неужели зверье растащило? Больно быстро — быть не может. Да и наследило бы зверье — ой-ой!
Вертолет заходил на посадку.
Плюхнувшись на металлическую скамью, Пионер Георгиевич даже глаза протер.
«А чего я, собственно, разволновался? — подумал он. — Может быть, и хорошо, что никого под деревом нет. Трупа нет. Чего ж мне расстраиваться? Это уж по инерции, по вере в Сашкины слова ищу труп. Ерунда какая! Вот приземлимся — я в избушке посмотрю. Замечательно, если мы прибыли вовремя и сможем оказать Лазареву помощь!»
Поляна перед избушкой была достаточна для посадки.
Инспектор попросил пилота обождать одну минуту и побежал к дому. Теперь он понял, что ошибся при первом облете, когда решил, что дверь заколочена. Она действительно так выглядела. Но только выглядела. А на самом деле — лишь притворена да крестовина досок не снята.
Дверь открылась легко.
— Лазарев! Трофим! — почему-то нетерпеливо крикнул Малинка, заскочив внутрь. Никакого ответа.
В избушке стояла полумгла. Крохотное подслеповатое окошко скупо пропускало свет. Солнечные лучи, косо падавшие в дверной проем, освещали лишь порог. Странный беспорядок царил в доме. Но инспектор пока не стал разбираться, что к чему: раз Трофима здесь не было, следовало отпустить вертолет.
Выйдя наружу, Пионер Георгиевич помахал рукой, и машина тотчас ушла, разметав на поляне тучи прошлогодней хвои, вздув пепел кострища около избушки.
«Хорошая штука вертолет, — подумал старший лейтенант, — но кое-какие следы — вещественные доказательства потеряны безвозвратно. Их разметал вихрь от винта. Жаль. Очень жаль. Но делать нечего».
Инспектор вернулся в дом, сел на нары и закрыл глаза, чтоб они привыкли к полутьме. Когда он открыл их, внутренность жилья предстала перед ним словно обнаженной. Сразу было видно — жили здесь люди таежного склада: слишком много беспорядка и безалаберщины. Дрова кучей свалены в углу. Печка-бочка расположилась слишком близко к стене дома. Рядом — забытое ведро с тавотом. На столе — банка с солью. И нож. Добротная, даже шикарная для тайги фабричная финка. На рукоятке стояли инициалы «А. П.».
«Сашкина, — понял инспектор. — Он о ней даже не вспомнил. Совсем не таежный человек».
Тут же на столе валялись патроны, целые и разряженные.
«Получается, что при желании Попов мог найти патрон, — подумал Малинка. — Только действительно не в себе он был, не в своей тарелке. Иначе Лазареву пришлось бы гораздо хуже. Хотя я не знаю, что с ним, и не могу пойти искать, пока не закончу осмотр».
В изголовье нар инспектор обнаружил следы крови. Они были недавние — запекшиеся, но не подсохшие, не въевшиеся в доски. Инспектор сделал соскоб и убрал его в один из крохотных целлофановых пакетиков, которые всегда носил с собой.
Под нарами валялся небольшой спортивный рюкзак, развязанный, в спешке полувыпотрошенный на пол. В нем две банки тюльки в томате, свитер.
«Сашка взял свой рюкзак. Это — Лазаревский. А если северянин оставляет свитер — плохо человеку, — отметил про себя Малинка. — Ведь следы крови на нарах свидетельствуют, что Лазарев приходил в избушку уже после того, как выбрался из-под сухостоины. Не иначе».
Под нарами же, у самой стены, инспектор приметил длинный, похожий на дубинку предмет. Малинка, кряхтя, полез за ним. И даже когда у него в руках оказалось ружье, он не сразу поверил в это. Бросить ружье в тайге представлялось ему верхом опрометчивости. Ружье было заряжено отнюдь не холостыми патронами.
«Спрятал его, выходит, Лазарев, — понял Малинка. — Свое ружье спрятал, чтоб Сашка его не схватил ненароком. А почему потом не взял? Ведь в тайгу ушел, не в лесок. Невмочь было и ружье нести? Пожалуй».
В углу избы валялась убитая копалуха. Инспектор разозлился не на шутку. Добро, когда стреляют глухарей, чтоб наесться, но бить птицу ради забавы — такое уж из ряда вон, и в донесении он не преминет упомянуть о хищничестве.
Потом он с удовольствием вышел на воздух и отправился к берегу, к скале, о которой говорил Попов. С нее, по его словам, Лазарев бросил в реку алмаз. На камнях инспектор обнаружил царапины от подковок лазаревских сапог. Трава вокруг была крепко потоптана, почва взрыта.
«Э-э, — протянул Малинка, — драка была и здесь, не только на склоне осыпи. Попов об этом ни гугу…»