Поднялся из-за стола меднолицей громадой Порфирий Дормидонтович, рявкнул басом:
— За наше хозяйство! Чтоб не скудело оно и у молодых!
Гости встретили тост дружным ревом. Гуляли до утра.
Потом прошла неделя, вторая, а известий о замеченных тиграх из тайги не поступало. Все охотничьи колхозы и бригады предупредили о ловле, и они должны были сообщить о местопребывании тигрицы с двумя тигрятами.
Три дня спустя после того, как выпал снег, получили телеграмму из удэгейского селения Гвасюги от охотника Семена Кимонко:
«Верховьях Катена след тигра и двух тигрят».
Игнат Савельич хлопнул ладонью по телеграмме:
— Теперь дело за нами! Идем покупать орудия лова, Андрей.
Они пошли в аптеку. Там Прокопьев спросил самых широких бинтов и, к удивлению аптекаря, взял их целую сотню.
— Что случилось? — участливо спросил аптекарь.
— Тигров брать идем.
— Неужели столько ранений может быть?
— Нет, мы тигров бинтами вязать будем.
— Бинтами?
— Не веревками же! Веревка — она как намокнет, так разбухнет и стянет лапы тигра. А тигра-то без валенок. Чуешь?
— А выдержат бинты-то? Тигр ведь…
— Мы сплетем их, как девки косу. Выдержат!
И довольный Игнат Савельич вместе с Андреем вышли. Выступать решили наутро.
Охотничьи сборы нехитры. Винтовки всегда наготове, а положить в котомку сухари, соль да спички, пшена немного — дело не долгое.
Вечером к Андрею пришла Анна. Она сама уложила котомку, осмотрела одежду: короткую куртку из шинельного сукна, такие же брюки, калоши из сыромятной кожи — олочи, портянки с онучами. Еще к охотничьему костюму полагался ватник вместо пиджака да теплое белье. Все было в порядке.
Прощаясь, Андрей обнял Анну:
— Вот вернемся с тиграми, такую свадьбу закатим!
— Ты о ней, как о подарке, говоришь. Не надо мне подарка такого. Сама навязалась. Ни о чем не прошу. Только нет мне свету без тебя. Что хошь со мной делай.
— Аннушка! Зачем ты так?.. Анна прижалась к нему:
— Стыд, гордость забыла. Зачем они мне? Нет мне свету без тебя. И боюсь я. Отец сказал: он тебя на переднюю правую лапу поставит. Поберегись! Надежда ты моя!
VII
Услышав вкрадчивое, осторожное и зовущее мяуканье тигрицы, Андрей замер. Они замерли оба — тигренок, узнавший голос матери, и человек.
Охотник опомнился первым. Он достал из кармана куртки запасной плетеный бинт, сделал петлю, примерил ее на шее тигренка и продел в веревку толстый сучок-ограничитель. Вздумай Амба бесноваться, так чтобы не удушился. Конец веревки Андрей надежно привязал к толстому корню выворотня. Он сделал этот конец очень коротким, в расчете на то, чтобы тигр в ярости не упал в костер, не опалил шерсть и не ожегся.
Тигренок, поглощенный материнским зовом и привыкший к своей безнадежной беспомощности, не обратил внимания на действия человека.
Потом охотник подбросил дров в огонь.
Сначала костер зачадил и почти потух. Однако жар углей быстро высушил обледеневшие ветви, и они вспыхнули. Пламя поднялось высоко. На самых верхних, тонких корешках выворотня забегали красные огоньки.
Тигрица мяукала совсем близко.
Тигренок стал тихо мурлыкать, бархатисто и утробно. Он жмурился, терся мордой о мерзлую землю, вытягивал в порыве умиления связанные лапы, и конец его длинного полосатого хвоста вздрагивал от нежности.
Андрей достал из котомки запасные обоймы. Их было две. И одна — в магазине карабина. Сняв шапку, охотник положил в нее обоймы, чтоб не намокли, и подполз к лапнику, закрывавшему вход под выворотень.
Глаза, привыкшие к яркому свету, сначала ничего не различали во мгле метельной ночи. Разгоряченное лицо обдала снежная пыль, холодная и колючая. Острое дыхание ночи взбодрило Андрея: стало легче дышать, утих звон в ушах. Выдвинув вперед карабин, охотник прикрыл глаза, чтобы они скорее привыкли к темноте. Открыв их через несколько мгновений, Андрей разглядел силуэты деревьев. И увидел метрах в двадцати от себя, у корня кедра, темную фигуру.
Тигрица лежала на снегу вытянувшись и казалась черной. Глаза ее, обращенные на слабые проблески огня сквозь занавес ветвей, малиново сверкали.