— Не похоже, чтобы он уплыл из тайги. Думаю, даже в Спасе корня того нет. Рыжего геолога, или пожарника, нашли?
— Нашли. Действительно спешил человек. Решил: смердит так смердит. Доложу, и баста.
— Расскажите мне обо всем, что произошло за эти пять дней, — попросил Самсон Иванович.
— Телегин говорит, что самострел и нож у Ангирчи взял Дзюба. По дороге на корневку. Пристыдил, мол, старика, что нехорошо менять такой нож на корень. А самострелом его он и раньше пользовался.
— Да, не уследил я…
— Вот и я не уследил. Пропал Ангирчи. Да и тот ли он человек?
— Я верю Ангирчи. Это хороший человек, Виктор Федорович.
— А вот Твердоступ твердит, что нет. Много мелких грехов за Ангирчи… Дзюбу покрывал. Самострел ему одолжил. Может, поэтому и скрывается старик?
— Нет. Он не стал бы скрываться. Здесь что-то другое.
— Вы уверены?
— Твердо, Виктор Федорович.
— Кстати, что там с продавцом из леспромхоза стряслось? Вы же это выясняли со Свечиным?
— Проворовался, пропился.
— А какие отношения были между Дзюбой и этим Кочетовым?
— Дзюба был человек скрытный и ловкий, — помрачнел Самсон Иванович. — Осторожный. Может, и сплавлял корень-другой. Знал бы я наверняка — другое дело… Что случилось, Виктор Федорович?
— Странное совпадение, — откашлялся Андронов. — Без особой надежды на успех я связался по радио с леспромхозом. Оказалось, Кочетов наконец-то там объявился. Сейчас находится в больнице. Его нашел в тайге — говорит, что случайно, — Утробин, лесничий с кордона Лиственничного. Еле живого, побитого, с легким огнестрельным ранением. И что самое важное, продавец хоть и не сильно, но отравлен.
— И что за эту траву принялись?!
— Тут другое. Из дома Утробина, как я узнал, пропала склянка из-под уксусной эссенции. В ней хранился сок веха. Им жена Утробина мышей травила. А накануне гибели Дзюбы Кочетов заходил на кордон… Кстати, большая была у него недостача?
— Три тысячи с лишним.
— И это в таком магазинчике?
— Да там сейчас целый универмаг.
— А мог ли, Самсон Иванович, такой человек, как Кочетов, если бы узнал о редком корне, на преступление пойти?
— Мог. Этот мог.
Андронов встал, легонько дотронулся до здорового плеча участкового:
— Поправляйтесь. Эх, если бы не ваше ранение, давно бы дело закончили!
Самсон Иванович заметно смутился:
— Да будет вам, Виктор Федорович… Вам-то что прибедняться? А как Свечин?
— Пожалуй, выйдет из него толк. Цепкий парень.
Полет занял немного времени. Вскоре машина приземлилась около поселка лесодобытчиков. Андронов разыскал больницу — новый дом, сложенный из еще не потемневших, медового цвета бревен, вошел в приемную и представился врачу.
— Вас проводить к больному?
— Давайте прежде поговорим, — предложил Андронов.
Его интересовало многое: состояние больного, характер ранений и их примерная давность.
— Сейчас Кочетов чувствует себя вполне удовлетворительно, — ответила врач. — Огнестрельная рана в области грудной клетки — касательная, легкая. Характер ранений и ушибов… Впечатление такое, что он либо скатился с горы, либо… его краем задел камнепад. Так, каменная мелочь. Но местами ранения глубокие, ушибы были сильные. Ведь он почти две недели пробыл в тайге.
— Не больше?
— Я говорю: в тайге. А потом еще на кордоне Лиственничном.
«Итак, — прикинул Андронов, — лесничий доставил Кочетова на кордон едва ли не сразу после моего отъезда оттуда. Сообщить нам об этом по своей наивности не догадался: мало ли что, мол, может случиться в тайге?..»
— Что ж, проводите меня, пожалуйста, к пострадавшему.
То, что Андронову пришлось выслушать от взволнованного, испуганного продавца, было одновременно и просто, и сложно, как это и бывает в жизни.
А началось все с шанежек — кушанья удивительно вкусного даже в холодном виде. Отправляясь в город, где он думал достать денег для погашения растраты, Кочетов взял с собой из дома всяких печеностей. По дороге он зашел на кордон и случайно узнал у Леонида, что у Радужного должен появиться Дзюба-старший. Так у кого же и попросить денег, как не у старого приятеля, которого сам выручал в делах куда серьезней?!
С этой мыслью Кочетов и пошел на поиски Дзюбы. Утром перед уходом он взял с кухонной полки бутылку с уксусной эссенцией — знал, как приедается в тайге пресное. Бутылку со спиртом он загодя положил в котомку еще дома.
Дзюбу он застал у водопада и очень обрадовался. Приди он туда сутками позже — и считай, зря бил ноги. Петро Тарасович был не в духе. Позарился на козла — больно уж тот удобно стоял в скалах неподалеку — и убил, но услышал, как шуршат, осыпаясь со склонов расселины, камни, и побоялся идти в каменный лабиринт. За ужином, прежде чем заговорить о делах, Кочетов предложил Дзюбе домашних шанежек с уксусом. Петро Тарасович подобрел, поглядывал ласково. А когда продавец достал бутылку спирта, Дзюба совсем оживился. Махнул в мясо, запеченное в тесто, солидную порцию уксуса, да еще пожаловался: мол, сильно развел, не жжет. Кочетов от приправы отказался: давно желудком страдает. Уж и по второй собрались выпить, когда Дзюба побагровел и зло спросил, какой это отравой напоил его Кочетов. Тот взял уксус, лизнул слегка, почувствовал что-то не то и, закрыв склянку, отставил ее в сторону. А полуобезумевший Дзюба уже пер медведем. Кричал, что Кочетов, мол, пришел его ограбить, схватился за карабин. Тут продавцу стало не до объяснений, он бросился куда глаза глядят — к скалам. Едва добежал до расселины, раздался выстрел, и ему обожгло бок. Он продолжал бежать опрометью, и в это время сверху посыпались камни.