Выбрать главу

– Откуда ему взяться…

– Вот я и говорю: показалось…

– Конечно, это не мое дело, любезный капитан, но, по-моему, последнее полуведро рома было вчера абсолютно лишним.

– Скажете тоже – полуведро! Самое большее – четверть.

Сварог тем временем оказался уже на мостике. С одного взгляда оценил обстановку. Трое: капитан, рулевой у штурвала и еще один, судя по золотым причиндалам на тюремном мундире и занимаемому сейчас месту – главный вахарь. Та самая сволочь, что преспокойно прихватила для ровного счета совершенно посторонних людей, чтобы только не получить взбучку и не лишиться премиальных. Вот к нему у Сварога не было ни капли жалости…

У перил красуется виолон. Хотя корабль, судя по первым впечатлениям, безусловно, не военный, пусть даже располагает полудюжиной пушек. Капитан, должно быть, служил раньше на военном флоте, вот и выпендривается по старой памяти… Прямо посередине перил установлен пулемет – новехонький, на самодельном приспособлении из железных прутьев. Сварог невольно поморщился: пулеметы были жутким дефицитом, он распределял их по полкам поштучно, а тут, изволите видеть, вертухаи как-то раздобыли…

Тут же, в прибитых к перилам кожаных футлярах – не менее дюжины мушкетонов и многоствольных пистолетов. Все продумано, чтобы при необходимости обрушить ливень свинца на ведущий в трюм люк…

Капитан вдруг зашмыгал носом, подозрительно принюхиваясь. Сварог, стоявший от него буквально в паре шагов, моментально понял, что к чему. Его не видели, но должны были учуять: он неделю не мылся, не снимал башмаков, спал, не раздеваясь.

Он шагнул вперед, ребром ладони врезал капитану по голове над ухом, ногой сшиб главного вахаря, добавил с левой – и последним вырубил рулевого. Проворно перехватил толстые рукоятки штурвала, стараясь удерживать его в том же положении. Огляделся.

Никто не смотрел на капитанский мостик, никто не заметил, как троица полетела с ног. Все пялились на люк, откуда все еще валил дым и доносились неразборчивые команды. Судя по спокойствию людей на палубе, внутри борьба с огнем происходила без малейших инцидентов. Надо дать им немного времени, пусть потушат – легче будет Бангалу с ребятами…

Небо было безоблачным, море спокойным, корабль плыл себе в волнах на раздутых парусах при попутном, похоже, ветре. Океан вокруг казался таким безмятежным и прекрасным, что Сварог выругался сквозь зубы от такого несоответствия природы моменту.

И, решив, что время настало, крутанул штурвал вправо – примерно на четверть оборота, как учил его в трюме татуированный моряк, судя по некоторым наблюдениям, угодивший на каторгу за пиратство. Постарался быть как можно осторожнее, в его расчеты вовсе не входило опрокинуть корабль к чертовой матери…

Однако так едва не произошло. Казалось, невидимый великан со всего размаху залепил по борту громадным кулачищем. Корабль качнулся на волнах, накренился вправо под отчаянный скрип рангоута, так, что концы рей с правой стороны едва не черкнули по воде.

Чуточку испугавшийся Сварог торопливо вернул штурвал в прежнее положение. Увидел, как повисли на снастях матросы, удерживаясь только руками. Ничего, люди привычные, за борт не упадут… Схватил стоявший тут же микрофон, поднес его к губам и рявкнул что есть мочи:

– Паруса долой, мать вашу!

Кажется, по правилам отдавать эту команду следовало как-то иначе – но он еще в бытность свою на «Божьем любимчике» пару раз слышал, как капитан Зо командовал именно так, и ему подчинялись. Подчинились и здешние матросы, вряд ли разобрав, что искаженный жестяным раструбом голос принадлежит не законному капитану, а самозванцу. Засуетились, побежали по снастям, стали сворачивать паруса…

Те, внизу, у люка, как раз поднимались на ноги, еще не подозревая ничего плохого. Ну что же, оговоренный сигнал дан… Сварог, оскалясь, приник к пулемету и выпустил длинную очередь по стражникам у люка – слева направо, сметая их пулями, крепко вжимая в плечо приклад, расставив ноги, глухо рыча сквозь стиснутые зубы от разнообразия нахлынувших на него взаимоисключающих чувств. Эти люди, метавшиеся под пулями, падавшие, кричавшие, замиравшие неподвижно, были ни в чем не виноваты. Наоборот, они представляли здесь закон и порядок – его собственный закон и порядок, они честно служили королевству и Сварогу Первому, охраняя тех, кто безусловно заслуживал того, чтобы провести на хлопковой каторге не десять лет, а всю оставшуюся жизнь…

И вот теперь именно он, король, расстреливал их в упор – потому что нельзя было иначе. Так уж вышло. Так обернулось. Так уж карта легла. «Пенсии семьям, – пронеслись у него в голове покаянные, совершенно ненужные сейчас мысли. – Хорошие пенсии семьям всех до единого, кроме главного, который во всем и виноват. Льготы по налогам, сыновей в полковые школы на казенный кошт, дочерей… да мать твою, нашел время нюни распускать!»