– Что с тобой сегодня творится? – спрашивает мама.
– Я… ничего.
– Ари? – хмурится мама.
На какую-то секунду мне очень хочется выложить ей всё, но я даже не представляю, как это объяснить.
Если нэн была права и лес действительно принадлежит Человеку из Веток, значит ли это, что он заправляет там всем? Неужели это он послал лозы в мою комнату?
– По-моему, я просто слишком быстро ел, – отвечаю я, прижимая руку к животу.
– Уверен, что больше ничего мне не хочешь рассказать?
– Есть кое-что… как думаешь, полицейские могли ошибаться насчёт Ланы? Они же иногда бывают не правы, да?
Я уже знаю ответ, но мне отчаянно нужно услышать его от мамы.
– Только не начинай снова, басака[13], – просит мама. Если она зовёт меня «малышом», стараясь подбирать слова помягче, то ответ должен меня огорчить. – Ты же помнишь, какой становилась Лана, если ей что-то ударяло в голову. Никто не мог её остановить. Я знаю, почему тебе не хочется в это верить, но она сама приняла решение уйти.
Я мрачнею: мама по-прежнему ничего не понимает. Она ошибается во всём.
– У тебя был насыщенный день, наверняка поэтому воображение и разыгралось. Давай поговорим об этом в другой раз? – говорит мама таким тоном, что становится ясно: разговор окончен.
Я знаю: настаивать на своём делу не поможет, – поэтому вместо этого я спрашиваю:
– Можно нам завтра навестить нэн, пожалуйста?
– Почему тебе вдруг так захотелось с ней встретиться? И не говори, что просто соскучился.
– Мне нужна её помощь кое в чём… со школьным проектом, – добавляю я.
– А на какую он тему?
– Городские легенды.
Мама закатывает глаза.
– Это ей понравится, я уверена! А теперь скорее ложись спать, хорошо? Мы сходим к ней завтра прямо с утра.
Когда мама уходит, я ложусь на кровать и не свожу глаз с окна. Я жду… сам не знаю, чего именно. Но в одном я уверен: Тимми был прав. Человек из Веток вернулся и заявляет о своём присутствии.
Глава десятая. История Скиннера Лича
Нэн восемьдесят лет, от неё пахнет тальком и розовой водой, и, пусть иногда она забывает элементарные вещи, япрак[14] у неё выходит по-прежнему отлично. Я обожал приходить сюда вместе с Ланой, когда родители бывали заняты на работе. Сестра обычно валялась в саду, читая какую-нибудь книгу, пока я сидел на кухне с нэн и слушал одну из её историй.
Беру обратно свои слова про старых людей – не все они растеряли своё воображение. Когда у нэн заканчивались детские сказки, она рассказывала мне обо всех тайнах Хэнгин Хилл. Здесь жили три поколения маминой семьи, но папа родился в Халабдже[15] и встретил маму, когда она вернулась домой на пару лет.
– Внимательней смотри под ноги, – предупреждает мама, держа в руках корзинку, полную бабушкиной любимой пахлавы, когда мы идём по заросшему саду. Папа следует за нами, прижимая к груди неоправданно огромный букет орхидей.
Нэн живёт в небольшом одноэтажном домике на другом конце города. Ворота на входе проржавели и скрипят, а все стены внутри обклеены обоями с цветочным орнаментом – даже в ванной. Впрочем, это неудивительно: в молодости бабушка была цветочницей.
– Ари… – начинает мама, останавливаясь перед входной дверью.
Папа прочищает горло:
– Да, эм, прежде чем войти, мы хотели предупредить: у твоей нэн стало намного хуже с памятью, поэтому будь терпелив, если она попросит повторить что-нибудь.
– И не обижайся, если она не сможет вспомнить твоё имя, – добавляет мама, поворачивая ключ в замке.
Я делаю глубокий вдох. В моих воспоминаниях нэн всегда была умной и весёлой, поэтому мне сложно понять мамины слова вот так сразу. Сегодня у меня и самого голова едва соображает, из-за этого трудно сосредоточиться. Я всё никак не могу отделаться от мыслей о Лане и лесе и о том, как те побеги поспешили убраться из комнаты, заслышав мамины шаги на лестнице. Надо будет рассказать Тимми при встрече.
Нэн сидит в своём любимом кресле-качалке в гостиной. Она выглядит меньше и бледнее, чем в прошлый раз, но при виде нас её лицо озаряется улыбкой. Взгляд жёлтых глаз смягчается, а ямочка на правой щеке становится глубже. Сегодня нэн надела свободную дишдашу[16] и, похоже, недавно покрасила волосы: ни единого седого волоска не видно. Комната переполнена всевозможными узорами, а на стенах висят яркие картины: раздольные горы Акры[17], курдянка в традиционной одежде и пейзаж с искрящимся на солнце озером Дункан.
– Только посмотри на себя! – тянется ко мне нэн, чтобы звучно чмокнуть. – Ты уже почти мужчина!