Он стоял на дорожке, ведущей к искусственному пруду, где сейчас собрались гости, приглашенные на праздник. Его ждали, готовились с особым тщанием. Прислуга стоптала ноги, спеша выполнить тысячу приказаний своих хозяев. Дом еще никогда не был так чист и наряден, как в эти дни. И сейчас все собрались там, куда он должен был выйти прямо от въездных ворот, но…
Он стоял и смотрел. На меня. А я смотрела на него, изучая того, чей приезд устроил настоящий переполох. Он не был высок, не казался крепким, но внутренняя сила ощущалась так ярко, что я даже затаила дыхание и опустила глаза под прямым взглядом, направленным в мою сторону. В нем была властность, как в человеке, привыкшем к тому, что его приказы исполняются неукоснительно. А еще в нем совершенно не было красоты, но она ему и не была нужна. Резкость черт только еще больше усиливало желание склонить в почтении голову. Хищник в человеческом обличье, и он был мне нужен…
— Ох, — хрипло вздохнула я, очнувшись от своей грезы.
Перед внутренним взором стоял мужчина из видения. Я не помнила, кем он был, и как его звали, но могла теперь в точности воспроизвести в памяти его образ: от черных, словно ночная темнота, волос, до носков начищенных до блеска щегольских туфель. И это я тоже вспомнила. Его глаза были голубыми, как полуденное небо в ясный день, а голос… голос низким, с легкой хрипотцой, завораживавшей и пугавшей — всё зависело от того, что и кому он говорил. Но я этого мужчину не боялась.
— Муж? — спросила я саму себя и не нашла ответа. Протяжно вздохнув, я проворчала: — Проклятое беспамятство. — Однако опомнилась и даже склонила голову, обратившись к Создателю: — Благодарю.
Когда я закончила омовение, оделась и вышла, Ашит сидела за столом. Она указала мне на миску, ждавшую моего появления, и я, кивнув, направилась к своему месту. Уже усевшись, я перевела взгляд на Танияра и спросила:
— Кто он такой? Откуда? Что с ним произошло?
— Твои мысли о другом мужчине, — заметила шаманка. — Я вижу.
— Да, — кивнула я, не став спорить. — Я вспомнила его. Не знаю, кто тот мужчина, но я хорошо его знала. Чувствую.
— Всему свое время, — философски ответила Ашит и снова указала взглядом на миску: — Ешь.
Мы завтракали в молчании. Я еще какое-то время думала о темноволосом мужчине, но так толком ни до чего и не додумалась. И все-таки это было первое воспоминание, которое пришло не во сне. Это давало надежду, что теперь видения из прошлого станут посещать меня чаще. Было бы неплохо. Жить с белой пеленой в голове, мне не нравилось.
Я вдруг усмехнулась невольной аналогии. Это словно и вправду ночная метель промчалась в моем сознании, скрыв следы прошлого.
— Танияр — брат каана Архама, — вдруг заговорила Ашит. Я посмотрела на нее, разом забыв о своих размышлениях. По рассказам шаманки я уже знала, что кааном называют главу общины или племени. — Таган Архама — Зеленые земли, — продолжала рассказывать мне мать. — Хорошие земли, многие смотрят на них с жадностью. Летом там богатые пастбища. Танияр — первый помощник своему брату и его лучший воин.
— Приближенный правителя, правая рука, — машинально отметила я и бросила взгляд на раненого. — Когда он проснется?
— Когда завоет ветер, — ответила Ашит, наблюдавшая за мной. — Ты любишь силу, Ашити.
— Сила привлекает, — я пожала плечами. — Но меня привлекает не сила в руках, а вот здесь, — я постучала кончиком пальца по виску. — Вот, что завораживает по-настоящему — ум.
— Ум и сила — это могущество, — улыбнулась шаманка. — Натопи побольше снега, Танияру нужно будет помыться.
— Хорошо, мама, — кивнула я и встала из-за стола.
День промчался незаметно, но не хозяйственные заботы украли у меня часы жизни, истаявшие вместе с дневным светом. Время пожрало мое сознание, теперь стремившееся вернуть утраченное воспоминание, связанное с черноволосым мужчиной. Он был таким же мостиком в прошлое, как и девушка, ждавшая меня… когда? Быть может, перед его появлением? Что за праздник царил в том доме, на дорожке перед которым мы встретились с властным незнакомцем? Это ведь мог быть тот же самый день. И дом тоже мог быть моим.
— Кто я? — спросила я у огня, когда наступил вечер.
Я сидела перед очагом и смотрела в его жаркую сердцевину, страдая от досады и раздражения. От бесконечных размышлений у меня разболелась голова, что не добавило мне доброго расположения духа. Я мучительно покривилась, потерла виски и вздрогнула, когда передо мной появилась старческая рука, державшая глиняный стакан.