— Выпей, — велела шаманка. — И не мучай себя. Наберись терпения и просто живи.
Ничего не ответив, я забрала у Ашит стакан, выпила его и, прикрыв глаза, откинулась на спинку стула. Живи… Наверное, так и вправду лучше. Почему я вцепилась в прошлое? Потому что оно — это я, и потому что однажды я могу вернуться… Куда? Это интересный вопрос. Как я попала в пещеру, да еще в одной рубашке? Меня привезли туда, раздели и оставили умирать от холода и зубов зверя, рычавшего во мраке? Тогда я должна была совершить нечто страшное, если мне уготовили столь жуткую смерть. Я — убийца?
Внутренний протест подсказал, что это не так. Хотя… Это я могу расценивать некий поступок, не как убийство, а к примеру — воздаяние. Я кому-то мстила, или мстили мне?
— Прекрати, — послышался голос Ашит.
Бросив на нее сердитый взгляд, я протяжно вздохнула и снова посмотрела в огонь. Он, как и прежде, не принес новых ответов на вопросы, которые множились так быстро, что я не успевала даже обдумать некоторые из них. Единственное, что я сейчас могла сказать о себе, что моя семья не из бедных, и что черноволосый мужчина — значимая фигура в том месте, где я жила еще не так давно. Я явно образована. А еще я не девица, в этом я была уверена. Но пока на этом мои выводы заканчивались.
За стенами дома пробудился ветер. Его вой стал мне так же привычен, как треск поленьев в очаге, как плеск воды и звук чужого дыхания. И даже как мое имя, хоть его я получила позже, чем впервые услышала завывание метели.
— Ашити…
Я повернула голову и увидела, что раненый лежит, глядя в потолок широко распахнутыми глазами. Но позвал ли он меня, или просто мое имя сорвалось с его языка в момент возвращение в белоснежную реальность — я не могла бы сказать точно. Наверное, не сказал бы и сам Танияр. Он еще какое-то время не двигался, осознавая, где оказался, а после сел и повернул голову в мою сторону.
И вдруг я снова оказалась на ухоженной дорожке, только у того, кто глядел на меня, сейчас были совершенно белые волосы, и глаза его тоже были синими, того насыщенного глубоко цвета, какой бывает у вечернего неба, когда небосвод темнеет в преддверии заката. И взгляд был пронзительным настолько, что казалось — он проникает под кожу, в самую душу. Завораживающие глаза…
Судорожно вздохнув, я все-таки чуть склонила голову и учтиво произнесла:
— С возвращением, Танияр. Создатель рад, что его сын не отправился в Ледяную долину.
Он не ответил. В молчании продолжал сидеть и рассматривать меня. Я повела плечами, пытаясь сбросить оковы изучающего взгляда.
— Ашити, — позвала меня шаманка. — Подойди.
И мужчина, наконец, повернул голову к ней, отпустив меня из капкана. Он приложил ладонь к груди и склонил голову.
— Благодарю, вещая Ашит.
— Благодари Отца, — ответила шаманка. — На всё его милость и воля. Ашити.
— Я здесь, мама, — произнесла я, уже стоя напротив нее.
— Помоги.
Она наклонилась, взяла Танияра за руку, я хотела сделать то же самое с другой стороны, но он отодвинулся и отрицательно покачал головой.
— Я могу подняться сам.
— Ты еще слаб, Танияр, — возразила Ашит.
— Я встану сам, — твердо произнес мужчина и поднялся на ноги.
Теперь я могла оценить его рост в полной мере, и он был не маленьким. Черноволосый из моего воспоминания был едва выше плеча нашего раненого. Я бы не назвала Танияра мощным, но тело его было мускулистым. Глядя на него, можно было смело сказать, что мужчина обладает немалой физической силой, и у него нет времени проводить дни свои в лености и насыщении утробы.
Мой взгляд ощупал широкую мужскую грудь, опустился на плоский живот, затем на узкие бедра, и… я отвернулась, потому что Танияр был полностью обнажен. Той ночью, когда снимала с него одежду, я не обратила внимания на то, что представало моему взору, а сейчас ощутила, как к щекам прилила краска смущения. Но почувствовала стеснение, похоже, только я. Ашит была к мужской наготе равнодушна, ей на такое приходилось смотреть после многих исцеляющих ритуалов, а Танияру на то, что он стоит перед нами без одежды, кажется, было попросту плевать. А может, ему вообще было не до этого, потому что раненый оказался слишком самоуверен. Он был пока еще слишком слаб и поплатился за отказ от помощи, почти сразу пошатнувшись.
— Упрямый килим, — буркнула Ашит.
Шаманка подставила Танияру плечо и повела в сторону лихура. Меня она не звала, наверное, пожалев. Однако я нагнала их и подставила второе плечо раненому, но он на мое желание помочь внимания не обратил, однако и гнать меня никто не стал. Я шла рядом с Танияром и не слышала ни хриплого натужного дыхания моей матери, ни кряхтения, ни ворчания на тяжесть мужского тела. Кажется, она вовсе не замечала его веса, словно не была древней старухой. И от этого я еще больше ощущала свою уязвимость и зависимость. Это… раздражало.