— Нет, — зажмурившись, что есть силы, я мотнула головой и больше не могла усидеть на месте.
Вскочив, я порывисто обернулась, уже намереваясь бежать на улицу, но застыла, так не сделав и шага. Танияр стоял передо мной. Бесшумный, будто тень, воин успел приблизиться, а я не услышала ни звука. От неожиданности я не нашлась, что сказать. Впрочем, воин, придержавший меня, когда я едва не налетела на него, отстранился. Выдохнув, я передернула плечами, стряхнув оцепенение и оторопь, и отошла к окну.
— Ашити, — позвал меня Танияр.
— Что? — отозвалась я несколько недружелюбно, но виной тому было вернувшееся волнение за шаманку и последствия неловкости от столкновения.
— Расскажи о себе.
Я обернулась и устремила на воина чуть удивленный взгляд. Он держал в руках стакан с отваром из ягод, который Ашит готовила для утоления жажды. Выходит, он не подкрадывался, это я налетела на раненого, когда он направлялся за напитком, чтобы промочить горло. Снова отвернувшись к окну, я скрыла усмешку, а затем и улыбнулась, ощутив облегчение, потому что к дому шла моя мать.
— Кто ты, Ашити? — снова спросил меня Танияр. — Откуда появилась? Почему никто из нас не слышал о тебе? Кто твои родители? Из какого тагана? Твои волосы белого цвета, но таких глаз нет ни у кого, кто живет в этих землях.
— Как много вопросов, — отозвалась я и опять посмотрела на воина. — Я — Ашити, дочь шаманки Ашит, и, как и ты, — дитя Белого Духа.
— Это мне известно, но откуда ты пришла?
В это мгновение открылась дверь, и Ашит шагнула в дом. Танияр, оставив меня в покое, устремил взор на шаманку.
— Почему они пришли, вещая? — спросил раненый.
— Кто ж их знает? — ворчливо ответила женщина. — Если бы рырхи могли говорить, то рассказали бы об этом. Что-то пригнало их, — она пожала плечами. — Больше не придут. Отвадила я зверье.
— Ты уже не юна, вещая. Я заберу вас с собой…
— Что еще придумаешь? — фыркнула Ашит. — Кто я, по-твоему? Старуха Сурхэм? Здесь моя земля, здесь силен голос Отца. — Она посмотрела на стол и произнесла: — Ты не выпил снадобье, Танияр.
— Позже, вещая, — ответил воин.
— Сейчас, — приказала шаманка. — Или ты лучше меня знаешь, как исцелить тебя? Тогда можешь уйти, в моем доме двух шаманов быть не может.
Танияр ожег ее взглядом, но все-таки ответил:
— Ты — шаман, вещая. Я лишь сын Белого Духа. — После взял стакан со снадобьем и выпил почти залпом, так и не поморщившись. А когда отставил стакан, глаза его на мгновение прикрылись, и Танияр произнес с нескрываемой укоризной: — Так и знал. Ну… вещая.
Он едва успел перебраться к своей лежанке. Лег и, еще раз бросив на мою мать суровый взгляд, мгновенно уснул. Ашит хмыкнула:
— Нашел, с кем спорить. — И добавила с иронией: — Килим.
— Кто это — килим? — спросила я.
— Зверь, — ответила шаманка. — Упрямей него не найдешь. Да ты его видела. Тот, что кусал тебя в пещере. Только охо и боится, но всегда идет в его логово. Что охо не сожрал, килим доест. Тебя бы охо всю съел, уж больно дохлая, — серьезно закончила Ашит и вдруг рассмеялась.
— Ну, вещая, — повторила я с интонацией поверженного воина, а затем легко рассмеялась в ответ.
Глава 6
Ашит сноровисто скользила по дому, напевая песню о мудрой горе, которая знала про всё на свете, потом что дружила с ветром. Он летал по свету и возвращался к горе, чтобы поделиться новостями. И никто на свете не знал столько, сколько знала гора. Даже ветер знал меньше, потому что не видел того, что происходило у подножия горы в его отсутствие.
Это даже не было песней, скорей, напевным сказанием. О рифме шаманка явно никогда не слышала, так что, наверное, это было всем сразу: и песней, и сказанием.
Я почти не слушала слов, потому что уже знала эту историю, но вскоре мычала себе под нос незамысловатый мотивчик. По сути, песня была монотонная и однообразная, но чем-то мне нравилась. Может, просто попался хороший исполнитель. У Ашит ее песенные сказания получались интересными. Как-то она подходила этим песням, ну или они ей. В общем, гармония имела место.