– Уважаемые жители Объединений! Вы все хорошо меня знаете, за последнее время я многое успела вам рассказать. Но сейчас я скажу вам нечто более важное. Я нахожусь в торговом квартале Города, на который этой ночью было совершено нападение. Изгнанники разрушили и разграбили улицу, и когда я прибыла сюда, то не смогла поверить своим глазам. Наши ресурсы не безграничны, а они так нагло воруют их. То, как они поступили, кажется мне настоящим варварством, не достойным человека, – на этой фразе мой голос дрогнул. – Мне стыдно как никогда. И я находилась среди этих людей? Как я могла это сделать? Когда я подумала об этом, мне в голову пришла мысль: я хочу навсегда отречься от Теней, поэтому я прошу Советы свести мою метку. – Кто-то вскрикнул, послышался удивленный гул, лицо Хофман вытянулось. Мои руки дрожали, но я подняла их на камеру: – Это знак моей принадлежности к ним, который я больше не могу выносить. Я знаю, что за всю историю Объединений еще никому не удавалось избавиться от метки, это сложный и опасный процесс, после которого я даже могу не выжить. Но я знаю, что хочу попытаться, и надеюсь, что Советы поддержат меня в этом решении. К каким бы последствиям это ни привело, я отрекаюсь от изгнанников. Я прошу всех других амнистированных присоединиться ко мне. Так мы можем отблагодарить Советы за их прощение. Спасибо! – Ноги меня не держали, и когда камера выключилась, я опустилась на один из ящиков.
Люди в изумлении смотрели в мою сторону, но мне было все равно. Я знала, что метку не уберут. Я позвала других Теней, получивших амнистию, присоединиться ко мне, и они не смогут отказаться, не вызвав при этом подозрений. А Советы не станут так рисковать. Мы стали главными фигурами пропаганды, они не решатся на такой шаг. По крайней мере, я надеялась на это. Но даже если метка и останется на моей руке, рейты никогда не простят мне этих слов. Я предательница, которой больше не будет места в Пустоши. Я чувствовала себя разбитой и брошенной.
– Не знаю, ты такая бесстрашная или просто идиотка, – голос Хофман прозвучал словно издалека. – Но ты меня впечатлила, весьма неожиданный ход. Посмотрим, что скажет на это Совет девятого, да и все остальные тоже. Нам здесь больше нечего делать, возвращаемся.
Мне хотелось радоваться, но это не получалось. У Двэйна не было метки, хоть он родом из Города, но мои действия имели символический смысл, который мог разозлить рейты. Вэнди, что бы сказала ты? А Ли? Он бы наверняка не разговаривал со мной пару недель. А Двэйн? Старший просил меня подчиняться Советам, но решение о метке я приняла сама, и поэтому мне было так тошно.
Глава 4
Подул колючий ветер,
Все замерло кругом.
Все тает в мглистом свете,
И все летит вверх дном…
Новость о том, что я решила избавиться от метки, быстро разлетелась не только по Городу, но и по всем Объединениям и стала на некоторое время одной из самых обсуждаемых тем. Так мне сообщила Хофман. Она выглядела довольной, хотя все еще поглядывала на меня с подозрением. Что ж, очень даже неплохо, моя идея сработала – пусть даже только на словах. С момента моего заявления прошло уже несколько дней, а Совет так и не решил, что с этим делать.
– Они боятся, – объяснила Хофман, – никто еще не проходил через эту процедуру успешно. Лекари и сейчас не спешат давать какие-либо прогнозы. Советы не хотят рисковать. Вы, амнистированные, в последнее время стали слишком заметными фигурами, и потерять кого-либо из вас в самый разгар нашей работы было бы весьма плачевно.
Они боятся… Знали бы вы, как боюсь я. Может, мы и важные фигуры, но вполне заменимые. Почему бы им не попытать счастья? Постепенно моя идея стала казаться мне слишком безрассудной. Я не хочу умирать. А еще я вдруг поняла, что не хочу расставаться с этими тремя полосками на руке. Как странно, раньше я ненавидела их, а теперь одна мысль о том, что я могу их лишиться, оставляет за собой ноющее чувство уязвимости. Смешно.
– И другие амнистированные, – продолжала Хофман, – должно быть, теперь они ненавидят тебя.