— Ого! — сказал кибер. — Зачем?
— Кому-то может мешать наш Мост… или Мосты вообще. И почему Бетси не может оказаться биороботом, автономным лишь в пределах заложенной в него программы? Сейчас какой-нибудь чужак смотрит на нас ее глазами, потом заговорит ее губами, а еще позже, — Робина передернуло, — ее руками устроит диверсию…
— Посмотри на нее, — вдруг сказал Шестиног.
Девушка съежилась на полу, закрыв лицо руками.
— Бетси! — позвал Робин.
Она вскочила и бросилась вон из комнаты. По лицу Робина пробежала болезненная гримаса.
— Беда в том, что я ей не верю, — сказал он через силу. — Все ее порывы кажутся мне фальшью.
— Знаешь, какова вероятность твоих домыслов?
— Знаю. Но от этого не легче, — Робин снова поморщился. — Ладно, мне пора, — сказал он, поднимаясь. — Останешься здесь. За Бетси отвечаешь головой… или что там у тебя вместо нее?
Вокруг была чернота. Абсолютная, непроницаемая. Робин будто завис в ней, отключившись от внешнего мира, предельно сконцентрировавшись на мыслях.
Главное — не глупить, говорил он себе. Отстраниться от обиды, вытравить из себя унизительное ощущение, будто меня намеренно выставляют идиотом, издеваются — нагло и изощренно, бьют по болевым точкам… Можно, конечно, эту благодатную планету представить и как просторную — весьма просторную! — и недурно обставленную клетку, где заскучавшему зверьку из жалости подселили самку… но и эта картинка не веселит, такая скотская идиллия не для моих нервов!
Спокойно! Спокойствие и рассудительность…
Что есть Бетси? Разумна ли она? Или это временная, полностью зависимая приставка к моему сознанию? И что лучше — для меня? Когда мысли воспринимает Дом — это комфорт. Когда на твой мозг настроено преданное животное — это тоже удобно, хотя и не всегда. Но когда тебя насквозь видит существо, равное тебе по разуму, но чужое, непредсказуемое — это страшно. Нет, если это лишь процесс адаптации, то Бетси явно перестаралась, последний ее шаг оказался избыточным… но не дай бог ей опять превратиться в «косулю»!
Робин попытался вызвать из памяти образ Алены, и это ему удалось… почти. Общие очертания были те же, но чем яснее проступали детали, тем больше видение походило на Бетси.
Я хочу ее видеть, понял он. Проклятье, я снова хочу ее видеть! Наваждение какое-то…
Почти против воли Робин послал Дому мысленный приказ, и окружавший его мрак смыло изумрудным светом голограммы. Теперь Робин будто лежал на песчаном морском дне, из которого выпирали причудливых форм скалы, поросшие длинными водорослями, а сверху, от мерцавшей под солнцем водной глади к нему скользило бронзовотелое золотоволосое существо. И снова у Робина перехватило дыхание от сладкого восторга и идиотской гордости, будто именно он был создателем этого чуда — инструмент, возомнивший себя творцом!..
Едва не задев Робина, златовласка гибко заструилась над самым дном, тревожа песок взмахами прозрачного моноласта, огибая валуны, бесстрашно исследуя ущелья и пещеры. Робин незримо следовал за ней, завороженный этой волшебной грацией, пока девушка, исчерпав запас воздуха, не устремилась к поверхности. Тогда он стряхнул с себя чары и переключился на парящий в вышине зонд, окинув единым взглядом всю эту живописную лагуну — свое излюбленное место купания, и плывущую к берегу девушку, и Шестинога, застывшего на мелководье прибрежным валуном и готового, при первом признаке опасности, двинуть в атаку гидрокибов, закопавшихся по самые окуляры в рыхлое дно.
Здесь все было в порядке — как и предполагалось, и Робин тихонько убрался с солнечного берега, вернувшись в темноту и пустоту Дома, к своим тягостным мыслям.
Не требовалось большого напряжения фантазии, чтобы на этом морском курорте рядом с златовлаской представить некоего мрачного субъекта. Стоит лишь чуть расслабиться и… идиллия состоится. А дальше что? Где я остановлюсь? Или меня остановят? Ладно, пока я сильнее, ситуация не выйдет из-под контроля… но куда девается моя сила, когда я вижу Бетси? А держать девочку на расстоянии невозможно, ибо губительно для нее… Что делать, что делать?!.
Нетерпеливо Робин щелкнул пальцами, и перед ним возникло зеркало — во всю стену. Из затененной комнаты в него уперлись тяжелым взглядом воспаленные глаза, превосходно гармонирующие с осунувшимся сумрачным лицом. Хорош!
Робин медленно и сильно провел по лицу ладонью, сдирая с него усталость и тревогу, будто коросту. И снова увидел себя, каким был семь лет назад, перед вылетом — решительным, непоколебимо уверенным, переполненным энергией и гордостью… Индивидуалист во всей красе, навечно впечатанный в электронную память Дома.