И только тогда Робин полностью и окончательно осознал, что не спит, что все это происходило наяву. Сотрясаясь в мучительном ознобе, он сжался на постели в тугой комок. Воздух в комнате услужливо нагревался, но это не приносило облегчения: холод шел изнутри, будто не крепость он там соорудил, а склеп.
Ты хотел знать, что скрывает ясный лоб Бетси? — спросил он себя. Идиот! Теперь попробуй разобраться в самом себе: что здесь твое, а что чужое, на что надеяться и от чего защищаться, — все смешалось. Бетси открылась — полностью, но заглядывать в нее страшно, голова кружится. И что там мелькнуло… такое бесконечное?..
Робин оскалился, застонал, потряс головой. И некого винить, подумал он, сам напросился. Теперь-то я попался. Стоит мне заснуть, и крепость рухнет. Что тогда меня ждет? Сольюсь со Вселенной, приобщусь к Вечности через Бетси? Но ведь нам не ужиться вместе. Когда она согреется, мне станет жарко, душно… так уже было на Земле.
Нет, пора уносить ноги — подальше от этой назойливой дружбы. На расстоянии биосвязь слабеет, может, так мне удастся продержаться?
Переселюсь на стройку, решил он. Посмотрим, как отреагирует на это Бетси.
Услышав гудки зуммера, Робин устало растер ладонями лицо и, повернувшись к экрану, нажал клавишу — здесь, на стройке, его мысли, к счастью, никто не читал, даже из соображений комфорта. Перед ним возник шестиног.
— Какие новости? — спросил Робин. — Что поделывает Бетси?
— Не валяй дурака, — проворчал кибер. — Будто я не знаю, как часто ты за ней подглядываешь.
— С ума сойти — все все про всех знают! Ты не пробовал прогуляться по городу нагишом? Хотя это за пределами твоего воображения.
— Кстати сказать, Бетси чувствует себя нормально, — сказал Шестиног. — Как это ни странно.
— Стало быть, мне теперь позволительно выгуливаться на длинном поводке? Балуют, балуют…
— Не надоело юродствовать?
— Послушай, тебе-то чего от меня надо?
— Ясности.
— Всего-то? Ну, спрашивай.
— Чего ты добиваешься?
— Я? — Робин вымученно засмеялся. — Господи, ничего! Я только пытаюсь остаться самим собой.
— Получается?
Робин молча пожал плечами.
— Когда-то ты уже ставил перед собой такую задачу. Не жалеешь теперь?
— Ты про Алену? Смело!
— А почему не сравнить? Та же история, только на новом витке. И твое поведение мало в чем изменилось.
— Чего ты ждал? Я такой, какой есть, и именно поэтому здесь. Другой общительный и контактный — просто не выдержал бы одиночества.
— Здесь нет другого. Здесь только ты, и именно с тобою Бетси приходится иметь дело. В чем ее вина? Девочка боится даже показаться тебе на глаза.
— Чушь! Этого боюсь я. Видеть ее постоянно, в натуре? Я не сумасшедший — пока. Чтобы потом бегать за ней, как собачонка, повизгивая от восторга, и лобызать ей ноги? Тебе, железная чурка, не понять, что за страшная сила — красота!
— Молчит Бетси по той же причине?
— Вероятно. Представляешь, какой у нее может оказаться голос? Музыки не захочешь.
— Ну так выгони ее вон! По крайней мере, это последовательнее, чем кидаться из жалостливости в злобность.
— Я не знаю! — резко сказал Робин. — Я ничего не имею против Бетси, она, видимо, милое создание и все такое, но я не терплю, когда играют на моих слабостях и выставляют меня идиотом, ненавижу чувствовать себя прозрачным. Я не создан для симбиоза, я такой есть! В чем моя вина?
— В эгоизме, наверное. Ты можешь быть добрым, но до известных пределов. Жертвовать собой ты не согласен.
— Жертвовать? Ради кого? Ты что же, Краб, призываешь меня слиться сознанием невесть с кем, чтобы затем самому превратиться неизвестно во что? И все это во славу гуманизма?