- Проводник, - шепчу я, а потом повторяю его имя уже громче.
Волнения почти нет. Я так измотана снами и болью, шрам жжет огнем, и я хочу лишь, чтобы скорее все закончилось. Я потеряла единственную подругу, Маринка считает, что мне пора в дурку и, видимо, боится, что моя собственная шизофрения перейдет и к ней. Как много она не понимает, не хочет понимать, вернее так.
Вот Проводник выходит из плотного, почти осязаемого тумана, и неспешной походкой направляется ко мне. В свете старых фонарей его лицо кажется мертвенно-бледным, а глаза –почти прозрачные. И мне кажется, что это не игра света.
От Проводника веет холодом, а едкий могильный запах забивает ноздри, неприятно их щекоча. Я боюсь Человека в шляпе, боюсь до ужаса, до нервной дрожи и потери сознания, но мне нужно перебороть свой страх и, наконец, узнать правду. Ту самую правду, которая не давала мне покоя с самого Хэллоуина.
- Ты все-таки решилась? – У него красивый голос, но улыбка хищная.
- Мне нужно знать... – начинаю я, но от волнения связки резко сжимаются и голос вмиг пропадает.
- Чтобы закончились твои кошмары, – заканчивает вместо меня он, кивая со знанием дела. – Что ж, я не вправе противиться твоему желанию, я всего лишь Проводник.
Он оглядывает меня с ног до головы, и отчего-то тело начинает колотить озноб.
- Покажи отметину! – приказывает Проводник.
Я поднимаюсь со скамейки и осторожно поднимаю край трикотажной кофточки, оголяя живот чуть выше пупка. Шрам, сантиметра три длиной, сегодня не розового цвета,ярко-красного и болит.
- Ты с ней родилась. – Проводник касается отметины указательным пальцем, отчего я начинаю чувствовать легкое жжение. – Это было много-много лет назад, пять веков минуло с того дня. Большая любовь и большая боль… – Его голос какой-то замогильный, но в тоже время мне кажется, что я вижу в лице Проводника некое благоговение. И оно меня пугает.
- Это будет не самое лучшее зрелище, - немного подумав, говорит он. – Но раз ты хочешь узнать, что было в твоей прошлой жизни, тогда иди. – Он отступает в сторону, указывая раскрытой ладонью в сторону моста. – На той стороне то, что ты ищешь.
Мне становится не по себе. Маленький мостик с бронзовыми перилами, украшенный завитками, словно кружевом, выглядит в солнечный день вполне безобидно, но, стоит спуститься туману, как, например, сейчас, и все разом меняется. Мне кажется, что в этом сумраке, окутанном белой пеленой, незатейливые металлические украшения моста больше похожи на маленькие копья, которые так и норовят впиться в тело. Самые настоящие шипы терновника, с виду кажущиеся безобидными. Меня начинает пробирать озноб, а ужас уже перехватывает горло цепкой ледяной лапой.
- Только не оглядывайся, - шепчет Проводник мне в самое ухо, - иначе умрешь!
Я долго вглядываюсь в эту белую пелену, пытаясь совладать с собой. Нет, так нельзя. Нужно перейти на ту сторону и покончить с этими кошмарами раз и навсегда. Эти долгие месяцы вымотали меня, убили всякую веру, и теперь я хочу лишь одного – правды. Раньше я думала, что мой шрам – всего лишь оплошность врачей, но теперь я знаю, что здесь нечто большее. И я хочу это узнать!
Сжав кулаки, я уверенно делаю первый шаг. Второй и третий даются уже легче. Туман укутывает меня, словно ватным одеялом, и я остаюсь совсем одна, не видя ничего, кроме серой дымки вокруг.
***
Илина смеется. Подобрав юбки, она бежит от меня, постоянно оглядываясь и подначивая:
- Ну, давай, догоняй же!
- Осторожно, упадешь! – предостерегаю я, устремляясь за ней.
Сестренка любит игры, где ее нужно либо догонять, либо искать. Когда у нее нет занятий по азбуке и счету, она постоянно втягивает меня в свои развлечения. И почти каждый раз они заканчиваются тем, что Илина спотыкается и падает, пачкая платье или разбивая в кровь коленки. Сестра плачет некоторое время, мама и папа сурово отчитывают меня, потом ее; мы даем обещание больше не играть в подвижные игры, но через день все повторяется снова. Папа говорит, что из Илины не получится хорошей жены, она слишком непослушна, а мне кажется, что с возрастом все пройдет.