– Грязный плебей! – прошипел кто-то в задних рядах.
Джереми Данверс и бровью не повел, хотя, конечно, слышал эту реплику. Зато полковнику было теперь на кого излить свой гнев.
– Держите рот на замке, Хаймор! – приказал он. – Когда вам будет что сказать, я предоставлю вам такую возможность.
– Да, сэр, – выдавил сквозь зубы Фредди Хаймор и спрятался за сидящего впереди товарища.
А полковник снова со стремительностью ястреба накинулся на Джереми.
– Так я вас правильно понял, мистер Данверс?
Оба еще раз посмотрели друг другу в глаза. Этот обмен взглядами походил на поединок.
– Нет, господин полковник, – ответил Джереми. – Я только хотел сказать, что и лорд Реглан, и генерал Гоф шли на большой риск и пренебрегали ответственностью за вверенные им войска. Ведь цель любой войны, насколько я понимаю, в том, чтобы разбить врага и свести при этом собственные потери к минимуму.
– Но оба победили, не так ли?
Обычно невозмутимый, полковник волновался, хотя голос его звучал на удивление мягко.
– Им повезло.
По аудитории пробежал шум.
«Какое неуважение…» – прошептал кто-то. «Кем он себя возомнил!» – воскликнул другой.
Полковник сделал резкий жест рукой, и кадеты замолчали.
– Мистер Данверс, я настоятельно советую вам задуматься над следующим вопросом: что представляла бы собой наша армия, если бы не такие люди, как лорд Реглан или генерал Гоф? Эти люди внесли немалую лепту в построение нашей Империи и сделали ее тем, что она есть.
Этими словами он, по-видимому, хотел положить конец дискуссии, но кадет Данверс без всякого смущения продолжил:
– Я не ставлю под сомнения их заслуг, господин полковник. В конце концов, в битве побеждает войско. Успешный бой, выигранная война никогда не были следствием действий одного человека. Это победа многих.
Возможно, произнося эти слова, Джереми Данверс имел в виду и своего отца. Так, по крайней мере, был склонен предполагать полковник Норбери, хотя не видел тому никаких подтверждений ни на непроницаемом для эмоций лице кадета, ни в интонации его голоса. Доблестный Мэтью Данверс вернулся инвалидом с той самой Крымской войны, и этот факт сыграл не последнюю роль при зачислении Джереми в Сандхёрст: военные чины из приемной комиссии как будто решили погасить долг перед отцом, устроив судьбу его сына.
– Кадет Хейнсворт!
Внимание аудитории обратилось в сторону юноши, которому полковник предоставил слово.
Среди питомцев Сандхёрста Хейнсворт выделялся не только своей внешностью. Его пшеничного цвета волосы завивались на затылке кольцами, несмотря на короткую, по уставу, стрижку, а глаза сияли синевой, как небо над графством Суррей. Черты его лица нельзя было назвать безукоризненно правильными: нос, пожалуй, выдавался вперед слишком сильно; линия подбородка с похожей на отпечаток пальца ямочкой казалась чересчур жесткой, а глаза с чуть опущенными вниз внешними уголками – узковатыми. Тем не менее кадет Хейнсворт по праву считался красавцем. Его солнечное обаяние чувствовал на себе каждый. Особенно когда Хейнсворт улыбался или смеялся, а делал он это часто: Леонард Джеймс Хейнсворт барон Хоторн, сын графа Грэнтэма, имел все основания быть довольным жизнью.
– Господин полковник. – Хейнсворт отвесил легкий поклон в сторону Норбери, прежде чем обратиться к Данверсу, который стоял, повернувшись к нему вполоборота. – В общем и целом я разделяю твою точку зрения, Джереми. Однако хочу тебя спросить: каким образом ты, став офицером, собираешься побуждать своих солдат к выполнению их долга? Ведь им придется жертвовать всем, вплоть до самой жизни?
Хейнсворт оглядывал своих товарищей, одного за другим, одаривая их обворожительной озорной улыбкой. В уголках его рта образовались складки. Попавшая под действие его обаяния аудитория одобрительно загудела.
– Ведь ты сможешь добиться этого не иначе, как собственным примером, – продолжал Хейнсворт. – Когда офицер, являя собой образец мужества, ставит на карту все, ему подражать будет любой солдат.
«Ленивый, но перспективный. Прирожденный оратор и офицер» – такова была единодушная характеристика, данная Леонарду Хейнсворту преподавателями Сандхёрста. И дело здесь не только в происхождении, чем могли похвастать едва ли не все кадеты, выходцы из знатных дворянских семей с соответствующим достатком. Характер и внешние данные – вот что делало Хейнсворта в глазах преподавателей идеальным офицером. И полковник Норбери гордился своим курсантом.
– Важный момент, мистер Хейнсворт, – кивнул он.
Наконец по его знаку оба кадета заняли свои места, и внимание аудитории снова обратилось на преподавателя.