Каждому из нас случалось, конечно, видеть, как река вдруг вся ослепительно засверкает отраженным от не? солнцем. Это бывает в тог момент, когда глаз встречает солнечный луч под тем же углом, под которым он падает на воду («угол падения луча на отражающую поверхность равен углу отражения от нее», как сказано в учебниках оптики). То же происходит и с фотопленкой установленного на самолете аппарата. Встретив отраженный от воды прямой солнечный луч, она оказывается «ослепленной» (очень сильно передержанной). В результате вместо богатого оттенками изображения водной поверхности, на котором можно рассмотреть каждую мель и омут, на таких снимках видны лишь абсолютно слепые, извивающиеся белые полосы.
Мы неоднократно проклинали это естественное оптическое явление, ставшее причиной массы наших бед.
Через день но отплытии из Пятистенного мы по ошибке зашли в длинный мелкий рукав Анюя, соблазнивший пас спокойным течением. Вскоре грузно сидящая в воде моторка плотно села на глинистое дно. Лишь после того как Саша и Бонапарт сошли в воду, нам удалось столкнуть се с мели. Однако попытка обойти мелководье стороной оказалась безуспешной. Всюду, цепляясь за дно, шлюпка поднимала тучи ила и беспомощно останавливалась. Пришлось возвращаться назад и искать более глубокий рукав. Все это приключение отняло у нас около трех часов.
К вечеру того же дня мы еще дважды упирались и препятствия и теряли время на поиски выхода. Особенно измучили нас мели и перекаты в третий и четвертый день плавания. Широко раскинувшаяся река походила на изрытую ухабами дорогу. Путешествие превратилось в изнуряющую борьбу за преодоление каждого десятка метров. Галечные перекаты со стремительным течением сменялись илистыми мелями. Избавившись от цепких лап глинистого дна, мы облегченно вздыхали и закуривали; увы, хорошее плесо, на которое вырывалась лодка, обычно оказывалось слишком коротким, чтобы мы могли докурить папиросу до конца!
Харитон и его семья у входа в свою сделанную из оленьих шкур юрту
Харитон и его семья у входа в свою сделанную из оленьих шкур юрту
Заимка Байоково. Ее обитатели пожелали сняться с Сашей среди связок вяленой рыбы
Куклин исполняет капитанские обязанности. Сзади тянется на длинном тросе лодочка Пети
Зеленый остров на Большом Анюе. Тополя и березы склонились над медленно текущей водой
Спелая охта (черная смородина)
Тихо струится многоводная после дождей Ангарка
У Саши, который пи на секунду не мог ослабить внимания к рулю, дрожали руки от непрерывного напряжения. Я давно уже не сходил со своего места на косу шлюпки и, полулежа, вглядывался в воду, командуя: «Левей! Чуть-чуть вправо! Стой, стой, стой! Еще вправо!) Прямо! Ну вот, опять застряли!» От мелькания солнечных бликов и движущейся массы воды у меня рябило и глазах и кружилась голова. Не менее тяжело приходилось и Пете. Ему нужно было поминутно соскакивать в воду, чтобы придержать свою лодку или подтолкнуть ее вперед и тем облегчить работу мотора на нашей шлюпке.
Но вот на горизонте показались горы. Призрачно синими силуэтами они маячили в просветах между деревьями. Это река вновь повернула свое течение к южным отрогам Анюйского хребта. Судя по аэроснимкам, подойдя к горам, Анюй постепенно собирал свои воды в два-три больших и, следовательно, глубоких рукава. Мы с надеждой смотрели вперед, только и мечтая о том, как бы поскорее проскочить эту проклятую равнину! Однако в начале пятого дня пути, когда мы уже были недалеко от гор, нас ждало особенно опасное приключение.
Пройдя до конца одну из глубоких и относительно спокойных проток, значительно сокращавших путь, мы внезапно увидели перед собой бурный и очень мелкий перекат. Направив моторку в главную струю, Саша увеличил обороты, пытаясь проскочить неприятное место. Однако стремительное течение на пороге немедленно сбило пас с курса. Несмотря на отчаянные усилия рулевого удержать лодку, ее развернуло, и, зачерпнув бортом воду, она тут же уткнулась носом в гальку переката. В тот же миг заглох мотор, а струя, бившая в корму, сорвала нас с места и потащила назад к плясавшей на крупных волнах Петиной плоскодонке. Та, потеряв ход, также лишилась управления и, повернувшись боком к волне, угрожающе накренилась. Обе лодки быстро сближались. Катастрофа казалась неминуемой. К счастью, сильно рванув пусковой ремень, Бонапарт вовремя завел мотор, и наша лодка, не дойдя всего нескольких метров до готовой перевернуться плоскодонки с бензином, медленно двинулась вперед. Все облегченно вздохнули.
Перед самым концом переката нос лодки снова врезался в мелкую гальку, и нас опять стало разворачивать по течению. Только немедленные действия могли предотвратить новую беду. Не сговариваясь, мы мгновенно прыгнули с Сашей в воду и, ухватившись за борт, в который била струя, с невероятным трудом поставили моторку носом против течения. Теперь нужно было протащить ее оставшиеся двадцать — тридцать метров по мелководью. Бонапарт приподнял мотор, винт которого взбивал пену почти у поверхности воды, и шаг за шагом мы стали продвигать лодку вперед. Петя также выпрыгнул в воду и тянул свою плоскодонку.
С огромным напряжением мы отвоевывали у переката каждый метр. То отступая перед страшной мощью воды, то подаваясь вперед, навалившись всем телом на борта, Саша и я, багровые от натуги, еле проталкивали лодку по скрежещущей гальке. Вода вздымалась перед нами огромными упругими буграми высотой по пояс и по грудь. Непреодолимая сила течения сбивала с ног и стягивала резиновые сапоги, наполняя их мелкой галькой. Холодная вода захватывала дыхание.
После двадцати минут нечеловеческой борьбы мы выбрались наконец на глубокую воду. Хоть и со скоростью около метра в минуту, но перекат был все-таки пройден!
Вскочив в шлюпку, я трясущимися от усталости руками взял папиросу, но еще долго не мог отдышаться. Знай мы, что впереди еще множество похожих перекатов, — наше мужество было бы в этот момент, вероятно, поколеблено. К счастью, человек не знает своего будущего!
Сейчас лодки вышли на простор главного русла. Словно для того чтобы дать нам передышку, оно тянется Прямой как стрела просекой между сгрудившимися островами. Светлые березы с прозрачными кронами и гладкоствольные раскидистые тополя опрокинулись в зеркало вод. Смотришь и не веришь, что это та же река, которая в слепой своей ярости только что чуть не захлестнула нас насмерть…
Вскоре стало ясно, что ход лодки ухудшился. Даже при полных оборотах мотора она шла медленнее обычного. Кроме того, мы теперь заметно отклонялись в сторону от курса, что заставляло Сашу держать руль под углом к нужному направлению. Бонапарт несколько наклонил мотор вперед, приблизив таким образом глубоко сидящий винт к поверхности воды. Затем он перегнулся через транец лодки и заглянул под корму.
— Лопасть погнулась, — объявил он, — нужно приставать.
Признаться, эта вынужденная остановка даже приятна. Как раз здесь тянется пологий, хорошо продуваемый ветерком галечный берег.
Уже через полчаса Бонапарт снимает сильно погнутый винт и осторожно выпрямляет его на бревне. При осмотре мотора обнаруживается, кроме того, небольшая трещина в кожухе. Приходится доставать со дна одного из ящиков все принадлежности для паяния.
Пока Бонапарт и Саша возятся с двигателем, мы с Петей достаем снасть и быстро находим небольшой омут, в котором гуляют крупные черноспинные хариусы. Вскоре, однако, мы вынуждены прекратить ловлю: у нас уже больше рыбы, чем надо на обед. В этот момент к нам присоединяется не утерпевший Саша. Он тоже страстный рыболов и доказывает свою удачливость, поймав большого ленка на… кусочек чайного печенья!
Перенесенная опасность научила нас многому. Обсуждая у костра, на котором готовился обед, все случившееся, мы решили впредь проводить на перекатах каждую из лодок отдельно. Эта мера сильно снизила скорость путешествия, так как мели и перекаты встречались ежечасно и дальше, но зато сделала его менее рискованным.