Катюшка подросла.
– Мама, а почему эта тетя в военной форме?
– Мама, а чем так пахнет?
– Папа, а можно я залезу наверх?
– А зачем паровоз так громко гудит?
Девочка впервые едет на море. На поезде. Белокурая сероглазая бестия носится по всему вагону, собирая с умиляющихся пассажиров конфеты, шоколадки, безделушки. Ну невозможно не побаловать это жизнерадостное чудо, озаряющее своей улыбкой не то, что вагон, а весь вокзал этим хмурым утром. Но никакая хмурь не может омрачить радостное предвкушение беззаботного солнечного месяца на берегу ласкового моря. Для трехлетней малышки месяц отпуска это целая эпоха. Масса впечатлений наконец утомляет девочку и она сворачивается клубочком на больших и сильных руках папы. Мерный стук колес, легкое покачивание вагона… Забытье…
– Мама, а почему ты плачешь? – Катюшка распахнула огромные глазищи навстречу новому беззаботному дню, но не упустила быстрое движение маминой руки, смахнувшей слезу.
– От счастья, доченька. Мы тебя очень любим.
– Я вас тоже люблю! И хочу есть! Дай шоколадку? – Требует хитрый ребенок, прекрасно зная, что сначала будет каша. Не очень вкусная вообще и почти совсем несъедобная в дороге, но выбора нет. Сначала каша, потом шоколадка. Впереди еще почти день пути, разные красивые станции с бабушками, продающими пирожки и фрукты. А потом много-много дней на море. Катюшино сердечко захлестывает счастье.
Катюше пять лет. Она уже почти совсем большая. Она учится кататься на горных лыжах. Она теперь меньше спрашивает, но много и очень внимательно слушает. Лыжи по-началу не слушаются, норовят разъехаться в разные стороны и повалить девочку в белый пушистый сугроб. Катюша смеется, ей весело и беззаботно, надежный папа не даст приключиться ничему плохому, а заботливая мама ласково подлечит царапинки и синяки, если вдруг они случатся. Наконец лыжи перестают своевольничать, искрящийся пушистый снег веером разлетается из-под них, девочка визжит от радости полета. Свежий, но разреженный высотный воздух и довольно долгая тренировка утомляют девочку, она отстегивает лыжи и уютно устраивается на папиных руках в фуникулере, поднимающем их к горному отелю. Вот и мама встречает их на посадочной площадке. Глаза девочки невольно закрываются…
– Мама, а что сегодня на завтрак? – Задорный голос дочки выводит маму из оцепенения. – Почему ты опять плачешь?
– Нет, я не плачу, просто соринка в глаз попала… – Мама украдкой смахивает слезинку, но девочка все видит.
Катеньке почти семь. Скоро в школу. Радостная суета, предвкушение новых друзей, интересных новостей, радостных событий. Молебен перед началом учебного года уже закончился, но девочка не спешит уходить. Она подходит к батюшке и бесцеремонно дергает за рясу:
– Дядя, мне надо вот с ним поговорить! – Безапелляционно заявляет ребенок, тыча пальчиком в икону Спасителя, висящую рядом, но довольно высоко, не достать. Священник удивленно оборачивается, видит устремленные на него огромные детские глаза, полные веры в понимание и надежды на содействие. Он опускается на уровень детских глаз.
– И что же ты хочешь Ему сказать?
– Мама часто плачет. И не говорит почему. Хочу попросить, чтобы Он утешил ее.
– Ты любишь маму?
– Очень…
Священник выпрямляется, подходит к иконе. Крестится, шепчет какую-то молитву… потом снимает икону со стены и ставит на лавку, чтобы Катюшка могла спокойно дотронуться. Девочка подходит к иконе, что-то бормочет. Опускается на колени, уткнувшись лбом в образ. Стоит минуту, пять, десять… Прихожане разошлись, служка гасит свечи, а девочка все стоит у иконы. Родители подходят к ней чтобы увести домой, но батюшка останавливает их.
– Не надо. Ждите.
Подходит к девочке, опускается на колени рядом, но чуть позади, крестится. Девочка не замечает его…
Катерине восемнадцать. Детство официально закончилось. Она сидит в очереди во взрослую поликлинику, вставать на учет. В компьютерной системе очередной сбой и девушку отправили в соседнее здание, выдав медицинскую карту на руки. Катерина торопится, нервничает, но выбора нет, надо покончить с этим сегодня. А завтра… Завтра первый раз в первый… курс. Первый курс престижного вуза, опять новые друзья, задорная студенческая жизнь, безоблачная юность. Бывшая школьная активистка-заводила умеет заражать оптимизмом и уверенностью в успехе. Скорей бы только эта очередь уже двигалась… От скуки девушка решила почитать собственную "историю болезни". Нормальные роды, десятка по Апгар, чуть опережающее развитие… Скукота… Так, а это что? Девочке почти три года, анализы неоднозначны, диагноз… Выговорить это слово Катя не смогла бы и под дулом пистолета. С трудом, по буквам, забила в поисковике на смартфоне и обомлела… Один случай на несколько миллионов. Генетический сбой, вызывающий резкое увеличение температуры, ослабление организма, потери сознания. Смертность 99,9% в первые пять лет болезни. Лечения нет, лекарств нет, только сбивать температуру. И ждать, справится организм или нет. И когда у него больше не станет сил справляться… "Но ведь мне уже восемнадцать?!". Катерина сидела, словно пораженная громом. Так вот почему мама так часто плакала! И папа всегда так быстро куда-то уносил девочку сразу, как только она ослабевала и теряла сознание, думая, что спит. Но как? Девушка с замиранием сердца читает дальше. Анализы ухудшаются раз от раза, приступы все дольше, шансов все меньше. И вдруг провал. Пропуск. Пустота. Полгода никаких записей. Потом анализы. Анализы в норме, комментариев от врачей нет, диагноз не подтверждается, но и не опровергается. Когда это было? Первый класс, ей семь. И снова как удар молнии – "Я же перед школой у иконы стояла!". Воспоминания далекого детства накрыли волной. Поезд, море, горы, папины руки, мамины слезинки, когда девочка просыпалась. Подготовка к школе, молебен, икона… Дальше особых воспоминаний нет, но девушка абсолютно уверена, что мама уже давно не плачет. Да и выглядит, пожалуй, даже получше, чем тогда… Осознание пришло медленно, словно продиралось через топкое болото. Катя даже пропустила свою очередь на прием. Но это не важно. Важно то, что она, почти семилетка тогда, спасла сама себя лишь только тем, что от всей души попросила Спасителя подарить утешение самым дорогим людям на этой земле – родителям…