Я вспомнила, как сидела в холодной ванне. Странник спросил:
– Зачем ты сделала это?
– Зачем?.. – задумалась я. – Ради тебя.
Я вцепилась в подушку и бросила ее в стену.
– Прекрати! – закричала я. – Все было не так! Почему ты показываешь мне это?
– Потому что ты должна была это увидеть.
Я уткнулась лицом в подушку. Мы долго молчали. Потом Странник прыгнул на кровать и сказал:
– Ты теперь уедешь, Софи. Но волшебство не испарится сразу: ты будешь терять его постепенно. Используй магию с умом.
Я кивнула, и он ушел. А я лежала одна в тишине, пока мои слезы совсем не высохли.
После я спустилась вниз, вышла во двор и закопала бабочку в снегу, недалеко от крыльца.
– Жаль, прожила ты мало. Совсем как твой король.
Я стояла и смотрела вдаль, туда, где виднелся поворот на речку. И почувствовала на себе чей-то взгляд.
– Ты хочешь мне что-то сказать, бабушка?
Она медленно спустилась с крыльца и подошла ко мне.
– Софа. Мне так жаль.
Ее голос был тихим, каким-то непривычным. Я даже обернулась и посмотрела: действительно ли она рядом со мной. Бабушка продолжила:
– Ждала же вас, мечтала, что ты приедешь. Я думала, все будет не так.
– Я тоже.
– Я же тогда отвернулась от тебя. И получается, сейчас тоже. А надо было поступить по-другому.
– И как же?
Бабушка глубоко вздохнула и опустила взгляд вниз.
– Ты, наверное, не помнишь, Софа. Но в тот день, когда бедный мальчик… когда Юрочка… я же была там. Я все видела, но ничего не сделала.
– Так что ты видела? – я пристально посмотрела на нее. Она молчала. – Хотя нет, стой. Не говори. Я не хочу знать.
Бабушка быстро стерла слезы с лица.
– Хорошо, не буду, – отозвалась она. – Но знаешь, потом, когда ты сидела возле рельсов, мне показалось, что я видела за тобой чью-то тень размером с собаку. Когда я подошла, там ничего не было, и я подумала, что привиделось. Зрение же у меня ни к черту. Но я до сих пор не уверена, что я тогда увидела.
Я усмехнулась. Бабушка посмотрела на меня, и ее подбородок затрясся. Она вытащила из кармана платок и быстро вытерла глаза.
– Мне так жаль, Софа.
Она развернулась и пошла в дом.
– О чем ты сожалеешь, бабушка? – кинула я ей вслед. Она ответила негромко, но я услышала.
– О том, что не уберегла твою душу.
Отец подогнал машину к калитке, пора было уезжать. «Если боишься, то беги», – гласил наш стишок. Моя семья боялась, вот мы и убегали так спешно. Но я не боялась. Этот край был больше мой, чем их. Здесь хранилось все, что мне дорого.
– Вот бы можно было остаться, – вздохнула я.
Но, увы, меня увезли. С каждым метром, что мы проезжали, я чувствовала, как увядает, отмирает моя магия. В Москве я снова ощущала тоску и пустоту, от которых успела отвыкнуть. Правильно говорят, что к хорошему быстро привыкаешь.
Я выписывала имя Странника тут и там, но он был прав. Неумолимо, пазл за пазлом, он исчезал из моей памяти. Таял, как и зима за окном. Неизменно оставалось одно: я чувствовала, что мое место там.
Мне нужен был повод вернуться. Весомый повод. Я искала его, но никак не могла найти. Вдруг в моей голове прошелестела случайная мысль: «Если бы с бабушкой что-то случилось…».
Когда вечером зазвонил телефон, я долго неподвижно стояла и смотрела на него. «Используй магию с умом», – предупреждал Странник. Когда я взяла трубку, то уже знала, что мне сообщат.
Окно
Конец месяца – тяжелое время для всего офисного планктона. Все, что растягивали и размусоливали неделями, в срочном порядке приходится доделывать под давлением устрашающе нависающего, словно дамоклов меч, дедлайна. Вот и сегодня, как всегда, день выдался настолько загруженным, что ни присесть, ни пообедать, ни покурить сбегать. Поэтому я ничуть не удивился, когда, зайдя в курилку в конце дня, наткнулся на толпу. Коллеги разбились на кучки и громко общались, обсуждая события дня и планы на выходные. Их эмоциональная речь превращалась в гул – жужжащий, назойливый, неприятный. Никого из них я не знал достаточно близко, чтобы присоединиться к беседе, да и говорить, улыбаться и смеяться через силу совсем не хотелось. В углу, задумчиво вглядываясь в небо за окном, в одиночестве стоял программист из соседнего отдела. Я знал о нем только то, что он странный и нелюдимый, и решил, что моего присутствия он все равно не заметит, так что подошел и закурил рядом. Тот, ожидаемо, и глазом не повел. Аура спокойствия рядом с ним была почти осязаемая и быстро затянула меня. Так, мы стояли, молчали и безмятежно смотрели в окно, невидимой стеной отгородившись от шума, криков и смеха коллег.