Шесть.
Пять.
– Через семьсот метров сверну в сторону пляжа! – ободряющее кричит освобожденный от пут водитель.
Четыре.
Три.
– Инга, вставай, – машет ей рукой Дэн. – Инга?
Два.
Все оборачиваются и смотрят на нее. Даже глядя сквозь них затуманенным взором, она видит их глаза. Они ей доверились. И даже сейчас они вряд ли осознают, в чем дело. Кто сказал время, достоверна ли информация, почему часы остались только у Инги… Разве в такой суматохе и неразберихе хоть кому-то придет в голову размышлять о подобном? Они так и не узнают, что надежды с самого начала не было.
Один.
Инга закрывает глаза. Ее сердце, екнув, обрывается.
Взрыв. Вой погибающей машины разносится по округе. Автобус охватывают ядовитые языки пламени, дым быстро расползается по дороге туманом и черными клубами взвивается ввысь.
Улыбнувшись, водитель расположившегося на возвышении синего грузовика заводит мотор и едет прочь.
Она дежурит у кровати
Бывает, ложишься в кровать сонный, усталый. Поясница ноет, в ушах шумит что-то, как тормозящий вертолетный вентиль: «Шух, шух, шух». Стук сердца отдает во все тело. И ты выдыхаешь, выдыхаешь, выдыхаешь. И сквозь подушку, простыню и матрас медленно проваливаешься, просачиваешься, вязнешь… Стоп!
Распахиваешь глаза, садишься, дышишь. Темная дымка окутывает тебя, шепот звучит в голове: «А что тебя так испугало?»
И действительно: все ведь как обычно, засыпаешь себе. Все хорошо. Да вот только ты прекрасно знаешь: это вовсе не сон. То, куда тебя начало затягивать. Это что-то темное, липкое и мерзкое. Это не имеет ничего общего со сладкими сновидениями. И если тебя спросят, ты будешь отнекиваться и пожимать плечами. Ведь сложно сознаться даже самому себе, тяжело признать это. Что вот так, запросто, без особых на то причин, смерть может прийти за тобой.
И ты медленно ложишься вновь, вертишься, устраиваешься неудобно, и сердце колотится быстро-быстро. Глаза намеренно не закрываешь, контролируешь себя, прислушиваешься. И вот, вроде все прошло, вроде все в порядке. Вздыхаешь. Тело тяжелеет, тепло. Глаза закрываются, и ты размякаешь, вязнешь. И крючки, спицы вонзаются в твою спину и тянут, вьются, шьют. Ты распадаешься на нити и скоро тебя, как вязаную куклу, совсем распустят. Они свяжут из тебя что-то совсем другое. Ты спохватываешься, снова садишься, и бедное сердце так колотится, что, кажется, вот-вот выбьется из сил. Глаза слипаются, в горле пересохло, темно, но все кружится. И дышать нечем. А завтра рано вставать. И не объяснить никому, что ночью тебя пыталась растерзать тьма.
Встаешь, включаешь свет, ходишь по комнате, потираешь больную поясницу. И сердце будто зубной пастой намазали: жжется!
Открываешь окно, ледяной воздух раздувает тюль, гуляет по комнате. Такой сердитый. Ступни теперь тоже жжет. Быстро гасишь свет и кутаешься в одеяло. Осторожно дышишь, сознание ясное, ни в какую тьму окунаться не готовое. Вздыхаешь с облегчением. Веришь себе. Вверяешь себя себе.
В назидание
Кто-то падает удачно, кто-то – болезненно, стремительно и с криками, а после разбивается о землю, рассыпаясь на миллионы осколков. А я просто не поднимаюсь. Лежу и жду их, несчастных, так редко спотыкавшихся, казавшихся и до падения идеальными.
И здесь они находят меня своим блуждающим взглядом.
– Кто ты? – спрашивает один, и его только что упавший, печальный голос разносится эхом, разливается тоской. И он спрашивает не потому, что интересно. Он слишком расстроен, чтобы быть любопытным. Просто это логично.
– Я тень, – представляюсь, не вставая.
– Чья тень? – чуть отвлекаясь от своих страданий, спрашивает он и поворачивает в мою сторону усталое, опухшее от слез лицо.
– Да ничейная, в общем-то. Раньше я была почти как ты, но теперь я просто тень.
Сколько раз я уже говорила это, сколько еще придется сказать. Но ничего не поделаешь. Для каждого из них это важный разговор. Хотя пока еще смысл моих слов до него почти не доходит. Ему обидно за себя.
– Мне так больно было падать! За что мне это? Я хуже всех? Может, мне тоже остаться лежать здесь, как ты? – темные стены эхом отражают окрепший голос, кое-где осыпаясь вниз каменными крошками.
– О, не стоит. Ты всего один раз упал. Поднимайся и ступай наверх. Тебя ждет длинный и интересный путь.
– Правда? А ты? Пойдем со мной?
Мой собеседник поднимается на ноги и вытирает слезы рукавом. Глаза у него теперь ясные, хотя все еще краснющие. Вот сейчас я действительно ему интересна. Он припоминает мои слова, записанные куда-то на подкорку мозга. Стоит и с любопытством смотрит на меня, сверху вниз.