«Тулип!» — крикнула я снова и подошла к ней поближе. На этот раз она и ухом не повела. Ни малейшего признания моего присутствия. Однако теперь мой оклик прозвучал громче, поскольку я начала выходить из себя, раздраженная тем, что стою под проливным дождем, промокшая, и все потому, что моя громадная мокрая пиренейская собака меня игнорирует. Примерно через полчаса я ожидала гостей на изысканный обед. Не хотелось бы, чтобы он прошел в компании огромной мокрой собаки, пропахшей дохлятиной. И все же Тулип не вывалялась в хлюпающей под ней массе, потому что я пришла в себя и перестала быть владельцем собаки, а стала тренером животных. «Нет», — сказала я в этот раз спокойным, но низким, как земля, голосом. Тулип перестала нюхать и повернула свою огромную квадратную голову, чтобы посмотреть на меня. «Тулип, ко мне!» Это «ко мне» получилось как радостное приветствие соседа, которого приглашаешь на кофе. Быстро посмотрев на сокровище под собой, Тулип развернулась, как танцор, и подбежала ко мне. Мы вместе направились к дому, и я позволила ей еще раз испачкать многострадальные полы, пока мы неслись к холодильнику за любимыми лакомствами Тулип.
Тулип сделала точно то, что я просила ее в самом начале. «Тулип», — сказала я тогда, имея в виду «ко мне», но просто произнося ее имя и ожидая, что она поймет, о чем я ее прошу. Она вежливо признала мое присутствие, по-собачьи сказала что-то вроде: «Ух, погляди! Я нашла мертвую белку, и в ней есть личинки», и вернулась к тому, что делала, пока я ее не прервала. Повторный оклик по имени дал ей не больше информации, чем первый. Но когда я ясно довела до нее, чего я хотела, она сделала точно то, что я попросила. Тулип выучила, что «нет» означает «не делай того, что делаешь в этот момент», и что «Тулип, ко мне» означает «пожалуйста, перестань делать то, что делаешь, и немедленно подойди ко мне». Она сделала это, как только я взяла себя в руки и сказала ей, чего от нее хочу. Поскольку я зоопсихолог, профессиональный тренер собак, и моя диссертация была посвящена звуковой коммуникации между тренерами и их служебными животными, вы могли бы подумать, что у меня в этом плане все схвачено. Но здесь ловушка: я человек.
Извините, вы говорили со мной?
Если что и характеризует людей как вид, так это речь. Ученые на протяжении длительного времени ставили вопрос о том, что отличает людей от обезьян вроде шимпанзе или бонобо. Мы начали в XIX веке с длительного списка ответов, включив сюда использование инструментов, альтруизм, социально-политические системы и язык, и это лишь небольшая часть списка. Чем больше мы узнавали о наших ближайших сородичах, тем короче становился этот список. Вот, что писал Джон Митани в своей книге «Great Ape Societies» в 1996 г.:
«Продолжающиеся исследования в неволе и в естественных условиях существенно уменьшили бывший некогда длинным список свойств, которые можно использовать для различия африканских обезьян и человека, и по мере этих исследований становился все более и более ясным тот факт, что уникальность человечества может зависеть от единственной характеристики, а именно нашей способности использовать речь и язык».
И, мама родная, мы используем речь! Живые, дышащие, словесные пулеметы, мы непрестанно разговариваем с нашими собаками. Это настолько непреодолимо — разговаривать с собаками, — что я и любой из профессиональных тренеров, которых я знаю, разговариваем с глухими собаками, даже когда знаем, что они не могут нас услышать. Попытка не разговаривать настолько нас отвлекает, что просто мешает делу, поэтому мы все равно продолжаем говорить. Использование речи в такой степени присуще нашей натуре, что люди с расстройствами слуха придумали язык жестов, укомплектованный собственной грамматикой и синтаксисом. Дети, растущие без присмотра взрослых, создают свои собственные примитивные языки. Всеми людьми, вне зависимости от культуры и физических возможностей, очевидно, движет желание использовать язык для коммуникации. Речь в действительности играет для нас настолько огромное значение, что часто мы забываем о больших возможностях языка телодвижений.