– Египтянина нужно дальше проверять? – спросил Радж и уточнил: – Это ничего не стоит.
– Давайте, давайте. Даже если стоит. А по Объекту Два вы что сможете дать?
– Пока только его перемещения по городу. Продолжаем?
В самом деле, что с ним делать? Если удастся раздобыть видеозаписи в отеле, непосредственная потребность в Халеде вроде бы отпадает. Может быть, передадим его резидентуре как ту самую мясную кость? Не прямо сейчас, конечно, – когда точно окажется ненужным.
– Тоже пока следим. Это же ничего не стоит, – повторил я слова Раджа.
– Для нас нет, – смеясь, ответил индиец. – Это лишь создает рабочие места.
До встречи у меня оставалось больше часа, и я с удовольствием принял предложение выпить чаю. На Севере Индии чаще пьют масала-ти – чай, заваренный на молоке, однако здесь, у выходцев из Бенгалии, по умолчанию приносили зеленый. Радж был из тех активных и успешных бизнесменов, которые, как кажется со стороны, никогда ничем не заняты и рады убить время на дружескую болтовню. Мне были сообщены новые подробности из семейного предания об аватаре Вишну по фамилии Пугач, а также показана его фотография. Эта была не раскрашенная, а черно-белая, и запечатлен на ней был мужичок с лицом, простым, как еловый пенек, но в капитанском мундире. Интересно, предполагал ли он, что память о нем будет жить в десятке семей и передаваться от поколения к поколению?
Я поддерживал разговор, а в фоновом режиме у меня зависла одна мысль. Какой было смысл Ашрафу врать, что они незнакомы с Фини? Они работали против одних и тех же людей. В таких случаях обмен информацией и совместные действия совершенно необходимы. Почему об этом естественном контакте не нужно было знать, как он считает, американцу, который, как он считает, тоже на связи с Фини?
Но и я тоже хорош. Черт меня дернул за язык, когда я заявил, что мы-то с Фини на короткой ноге. Теперь Ашраф думает, как ему выкручиваться, если в моих разговорах с англичанином все-таки всплывет, что есть такой египетский охотник за террористами, с которым Фини хорошо бы познакомиться. Хотя я же оговорился, что наша профессия не позволяет впутывать третьих лиц… Все равно, не стоило, не стоило этого говорить.
6
Мохов прибыл на место раньше меня. Перед ним на прилавке было выложено с полдюжины коробок с различными вариантами Барби. Подозрительных маневров вокруг не наблюдалось, тем не менее я побродил по секции, которая в «Херродсе» занимала площадь средней руки универсама. Не без результата – я выбрал для Бобби два больших рыцарских набора. Мой одиннадцатилетний сын играет не в роботов и не в полицейских – он погружен в Средневековье, и весь пол в его комнате заставлен замками и фигурками рыцарей, между которыми происходят бесконечные битвы, турниры и поединки.
Когда я подошел к прилавку, Мохов с покупкой еще не определился.
– У моей дочери этих Барби столько, что я уже не помню, какую мы ей дарили, а какую нет, – объяснял он веснушчатой белокурой продавщице с роскошной, с синей эмалью, стрекозой в волосах.
– Позвоните жене, она, наверное, лучше знает, – посоветовала девушка.
Мохов так и сделал.
– Слушай, – без преамбул спросил он по-русски, – я тут в магазине игрушек, хочу нашей принцессе еще одну куклу купить. Здесь есть Барби с пони в костюме для верховой езды, Барби-негритянка и еще в одном наборе шесть кукол в разных длинных платьях. Что?
Жена Мохова, видимо, в имеющейся популяции Барби тоже ориентировалась уже с трудом.
– Но с пони точно нет? – переспросил Мохов. – Хорошо, я возьму с пони.
Мой связной давно заметил меня, но виду не показал. Он расплатился, забрал свою коробку и пошел к эскалатору. Я заплатил за будущую радость своего ребенка и через пару минут вышел из мертвенного подобия дневного света под все еще яркое сентябрьское солнце. Мохов оставил машину где-то в паркинге, и теперь ему нужно было минут десять – пятнадцать, чтобы забрать меня на противоположной стороне.
Там были магазины модной одежды, но я боюсь что-то покупать Джессике. У нее в шкафу есть целая секция, на мой взгляд, очень красивых купленных мною вещей, которые она надевает, в основном когда мы куда-то идем вместе, чтобы не обижать меня. Я покрутился у витрин, что позволяло в отражении наблюдать за окрестностями, и, завидев серебристую «мазду» Мохова, подошел к тротуару.
– Сколько твоей принцессе? – спросил я, забрасывая свой пакет на заднее сиденье.
– Пятнадцать, скоро шестнадцать будет.
– И что, она все еще играет в куклы?
Странно для ее возраста, нет? Мохов тоже сделал недоумевающее лицо.
– Играть не играет – она себе уже тайком глазки подкрашивает. Но перебирать их любит – говорит, что собирает коллекцию. Думаю, это последние отголоски детства.
– У меня есть знакомая, которая до сих пор собирает плюшевых обезьянок. Хотя скоро станет бабушкой, – поддержал я Мохова.
Он, в отличие от Ашрафа, вел машину играючи. Видно, что не первый год в Лондоне. Это у него в Москве будут проблемы.
– Тебе передали сообщение для Дика? – спросил я.
– Да. Очень короткое: «Марриотт» у Мраморной Арки. 18 сентября, 17:00».
– Отлично.
Я объяснил Мохову проблему.
– У вас в этом отеле не может быть своих концов?
Мохов посмотрел на меня так, что я понял про его былую обиду. Мы-то с Лешкой делиться с резидентурой не захотели, а сами на ее помощь рассчитываем.
– Володя, ты даже представить себе не можешь, какое наследство я тебе оставлю, когда покончу со своими делами, – мелко кивая, как услужливый китаец-официант, произнес я.
Мохов кивнул:
– Я узнаю. Про тот наш разговор я, конечно, не докладывал. Ну, в подробностях. Сказал, что ваш канал пока под вопросом.
– Такой дальновидный? – похвалил я. – Такой искусный сановник?
– Да уж не пальцем сделанный, – довольно отозвался Мохов. Он посмаковал про себя мою незатейливую лесть. И она так пришлась ему по сердцу, что потребовала встречного проявления доброй воли. – Тебе ведь эти сведения срочно нужны?
– Еще как! Неделя прошла, неизвестно, как долго эти записи хранятся.
Мохов посмотрел на часы:
– Хорошо, прямо сейчас поеду узнаю. В аэропорт зама своего отправлю.
– Перезвонишь сразу?
– Конечно. Если да, встречаемся через час на запасной явке. Если нет, то нет. – Потом Мохов, видимо, сообразил, какой вопрос в резидентуре зададут ему. – Так что мы с Зауром делаем? Нас ведь теребят из Центра.
Я тоже про это думал.
– Володя, смотри, чего я не понимаю. ФСБ дергает Контору, чтобы нашего чеченского доктора поскорее переправили в Грозный, правильно?
– Ну.
– Зачем для этого нужно использовать реальный канал переброски боевиков? Ты можешь мне сказать?
Мохов сморщил лоб. Я уже говорил, людям с латеральной ретракцией думать бесполезно. Так что я сразу прервал ненужные мучения:
– Да ты не влезай в этот лабиринт: может, так, а то и эдак. Здравый смысл что тебе подсказывает?
– Наверно, ФСБ думает, что если Заур вернется через вербовочную структуру в Лондоне, чеченцы могут использовать его не только как врача. Типа что он там будет как-то этих боевиков распределять.
– А то этой сложнейшей процедурой в Грозном некому заняться. Военные сами не сообразят.
– Да, согласен, – кивнул Мохов. – Скорее всего, Заур все же вернется в больницу.
Какое-то время мы ехали молча.
– С ним сложно встретиться? – спросил я. – Когда ты можешь Заура вызвать?
– Да в любое время. Думаю, он сейчас ходит по комнате и гипнотизирует свой телефон. Только я сегодня не смогу – у меня все забито до поздней ночи.
– Я смогу. Звони, встречусь с ним через час.
– А что…
Это он вопрос начал мне задавать. Типа: зачем тебе надо с Зауром встречаться? Но по пути передумал. Просто залез в карман, вытащил два мобильных и на одном из них залез в последние звонки.