Похищенные
За окнами ангара, сейчас вполне заменяющего сауну, был еще разгар дня, когда мы услышали, как завелся двигатель. Других машин здесь не было, да и тиканье характерное, дизельное. Потикал чуть фургон и уехал, промелькнув в краешке окна.
Я посмотрел на часы. Без десяти пять. Я должен был уже сидеть в самолете, лететь домой, в Нью-Йорк. Как мне все это потом объяснить Джессике?
И тогда и послышалось пение. Очень характерное, я просто ушам не поверил, что здесь его слышу.
– Что там такое? – спросил Кудинов.
Я встал и вытянул на пределе пристегнутую наручниками руку, чтобы выглянуть в свое окно.
– Вот что я вижу. Наши милейшие новые друзья вынесли на траву коврики и приступили к молитве.
– Какой молитве?
– Повернулись, как положено, лицом к Мекке и совершают намаз.
– Я думал, ты про похитителей?
– Про них, бесценных.
– Вот эти двое – рыжеволосый и рыжезубый? Они мусульмане?
– Они, они.
Лешка задумался.
– Ты согласен теперь, что это не полиция и не МИ-5? – спросил я.
Кудинов кивнул.
– И тогда рабочая версия…
– Рискну предположить, – рискнул я, – что Мустафа, ну, тот алжирец, в самом начале работы на нас где-то прокололся. Нет, он не сдавал нас, – упредил я Лешкино возражение. – Не похоже на него, вся моя интуиция против этого восстает. Какую-то он допустил оплошность, и за ним решили проследить. Но не силами соплеменников – их в толпе различить легко, – а с помощью неофитов белой расы.
– Допустим, – согласился Кудинов.
Но мне по-прежнему не удавалось принять очевидное.
– Ну, дают! В Штатах много людей принимают ислам, но это почти на сто процентов черные.
– У нас есть и белые, до десятка в год. – Лешка про Англию уже давно говорит «у нас». – Я же написал об этом в справке.
Я вспомнил, что действительно утыкался глазами на эту экзотику, однако значения ей не придал.
– Но если твое предположение справедливо, – продолжал Кудинов, – то дела наши обстоят не лучшим образом.
Это уж точно! Наверняка аль-Масри свой бизнес защищает. Велел проследить за Мустафой и выявить человека, которому тот передавал информацию. То есть меня. Что с ней делал я, визуально определить невозможно. Значит, эти сведения нужно получить из моих уст. Соответственно, сейчас вежливых похитителей сменит отморозок с набором инструментов. Всяких щипцов, скальпелей, иголочек, крючочков… И вскоре он с ласковой улыбкой начнет засовывать их как в существующие отверстия в моем теле, так и в специально для этой цели проделываемые. Наверное, в какой-то момент все это станет невыносимым, и мне придется соврать что-либо правдоподобное, чтобы заслужить пулю в лоб.
Единственным утешением было то, что на той встрече в парке с Мустафой, до которой я никак не дойду, Лешки со мной не было. Нужно было стоять насмерть, что он был просто прохожим, к которому обратился заблудившийся в Лондоне американец.
Я изложил свои соображения Кудинову.
– Ты считаешь, у меня есть шанс получить пулю в лоб сразу? – усомнился он.
– А ты непременно хочешь разделить мои муки? Друг мой Алекси, – так церемонно я назвал его применительно к обстоятельствам. – Ты прекрасно знаешь, что геройство не обязательно проявление ума и благородства. Оно часто идет рука об руку с глупостью и иногда даже сливается с ней воедино. Сейчас как раз такой случай. Да, героем ты не станешь, но и дураком тоже.
– Это ты сейчас глупость сказал, – буркнул Лешка.
И передо мной вдруг во всех подробностях предстала та сцена. Как мы обсуждали с ним и с Моховым, какую кость нам бросить лондонской резидентуре. Вот так же Кудинов сказал, что я сморозил какую-то глупость. Я ответил, что так я избавляюсь от мыслей, которым не место в умной голове. А Лешка предупредил, чтобы я был с этим поосторожнее, потому что глупость заразительна.
Это он не прав был. Моя зараза так при мне и осталась, он-то здесь ни при чем.
Однако в этих обстоятельствах меня почти так же, как возможный приезд дежурного вивисектора, беспокоила Джессика. Я ведь сегодня должен был улететь домой. От Лондона до Нью-Йорка восемь часов полета, пять часов разницы во времени. Мой самолет должен был приземлиться в семь вечера в Кеннеди, в Лондоне будет полночь. Но это не значит, что у меня почти восемь часов в запасе. Я ведь обычно звоню домой перед вылетом, уже из самолета. А в ситуации, когда в самолете меня нет, точно уж позвонил бы и что-то соврал.
Я заворочался и вздохнул.
– Что? – спросил Кудинов.
– Мне надо бы позвонить домой.
Лешка, разумеется, в курсе. Ну, что Джессика и не подозревает, чем на самом деле я занимаюсь, когда уезжаю по якобы туристическим делам. Что она вообще ни о чем не знает.
– Ты хочешь сделать это сейчас? С телефона, который остался нашей единственной надеждой?
– А как я потом объясню, почему не позвонил? Я же не в Сомали ездил и не в Антарктиду.
Кудинов откинул голову и смотрит на меня своим взглядом денди. Он не потому все это говорит, что боится. Ему нравится дружески мучить меня. Ну так, слегка покусывать.
– А ты бы что предпочел? Дать жене придуманное объяснение самому или пусть потом за тебя скажут правду другие?
Красиво излагает! Интеллектуал.
– Что, я сам не знаю, что это риск? – говорю я.
– Да ладно! Звони, звони, раз надо. – Лешка искренне это говорит. – Почему нас обязательно должны застукать?
Бесстрашие и душевная щедрость – это хорошо. Было бы просто замечательно, если бы не было еще здравого смысла.
– Нет, давай дождемся, когда нам будет что сказать нашим. А потом позвоню домой. И ты Таню свою успокоишь.
– Таня – боевая подруга, она готова к любому повороту событий. Завтра сам приеду и успокою ее.
Это называется позитивным мышлением. Хотя оно еще ярче, чем в словах, проявляется в действии. А нам было чем заняться.
Напоминаю, мы с Кудиновым были заперты в слесарной мастерской.
За день до похищения
1
Я проснулся в «Марриотте», как мне велел будильник – в семь. Чандра, моя сообщница по заимствованию кассет у службы безопасности, вероятно, уже гудела где-то пылесосом. Я успел принять душ, налепить на себя парик, брови и неприятно щекочущие ноздри усы и собирался пойти завтракать, когда зазвонил гостиничный телефон. Она, Чандра.
– Мэтью может сейчас к вам зайти?
– Конечно.
Друг Чандры приходил на работу с запасом: на часах было без двадцати восемь. Он был худым, голубоглазым, губастым, с зачатками растительности на прыщеватом лице. Еще он плевался, когда говорил.
– Чандра там плела мне что-то, но я ничего не понял, – заявил он, поприветствовав меня итальянским «чао».
Я терпеливо, насколько мог, объяснил задачу.
– Мне нужны кассеты за восемнадцатое и девятнадцатое сентября, – уточнил я. – Они же еще не затерты?
– Нет, мы держим их две недели, – успокоил меня парень и перешел к главному: – Сколько вы заплатите?
– У тебя самого есть представление на этот счет? – спросил я, отодвигаясь. Даже если парень ничем не болен, слюна – это не капельки дождя.
– Меньше чем за тысячу фунтов я не соглашусь. Я рискую работой.
По его виду было не похоже, чтобы такая перспектива его пугала. Не знаю, кто у них в отеле отбирал людей в секьюрити, но я бы этого охламона не взял и для уборки помещения. Сумму он назвал приличную, однако в случае успеха этой затеи прибыль по инвестициям могла бы исчисляться тысячами процентов. Единственно, никогда не надо идти у агентов на поводу. А то он решит, что я буду исполнять все его прихоти и капризы. Последнее слово должно быть за вами. Но и отпугнуть человека нельзя.