Еду нам принес Мустафа. Смотрел он в пол.
– Это не моя была идея, – сказал он еще от двери.
– Надеюсь, – отозвался я. – Ты всегда казался мне неглупым парнем.
– Я пытался убедить брата – ну, когда меня выследили там, в парке, – что мы с вами больше заработаем. Ну, в конечном счете. Пустой номер.
– Он понимает, что вас все равно найдут? – вступил в разговор Кудинов. – Если с нами все будет в порядке, это одна история. А если нет, то без вариантов. Вас найдут где угодно: в Афганистане, в Судане, в Йемене...
Мустафа ухмыльнулся. С этим он мог поспорить.
– Нас вон сколько лет ищут. Что-то пока не нашли.
– Это ты про алжирские спецслужбы? Сравнил тоже.
Кукуруза оказалась сладкой, много не съешь. Разве что для подкрепления сил – они, скорее всего, понадобятся. Лешка вон тоже губу кривит, но запихивает в себя полезнейшие углеводы, витамины, минералы – что там еще есть в кукурузе?
– Ну, теперь уже ничего не поправишь, – вздохнул Мустафа.
И снова спрятал глаза. Плохой признак.
Дверь снова открылась. Рамдан. Рявкнул на брата – видно, не понравилось ему, что Мустафа задержался и треплется здесь с заключенными. Тот огрызнулся в ответ, но жиденько, визгливо, как шавочка на полкана. И вышел.
– Я не понял, – сказал Рамдан. – Там автоответчик был.
– Там автоответчик, который круглосуточно слушает живой человек, – пояснил Кудинов. – Ты все правильно сказал?
Рамдан даже рассмеялся в голос:
– Ты за дурака меня держишь? Думаешь, я сам звонил? Мой человек это сделал, из автомата в Лондоне.
Похоже, мы с Ашрафом оба ошибались. Египтянин считал, что у Рамдана после Чечни начались психические отклонения. А я еще совсем недавно решил, что ему надо помогать думать. Нет, варит у него котелок.
– Он, главное, пароль сказал? – уточнил Лешка. – Этот твой человек?
– Да-да, не волнуйся. Для Фишермана.
Это такая условная фраза для того номера – для рыболова или Фишермана, понимай как знаешь. Лешка сказал, что ее надо произнести, чтобы сообщение передали нужному человеку. На самом деле она означает, что ситуация критическая.
– Так что дальше? – спросил Рамдан.
– Перезвоните через час. Часа им хватит, чтобы посовещаться.
– Только пусть лучше на том конце провода будет живой человек, – угрожающе произнес Рамдан. – И, хоть автоответчик, хоть не автоответчик, счет времени пошел.
– Не нравится мне их настроение, – сказал Лешка, когда мы снова остались одни. – Твой парень ни разу в глаза тебе не посмотрел.
Я кивнул: тоже это заметил.
– Звони давай, – сказал Кудинов.
А он ведь не из пугливых. Интуиция ему так подсказывает, что нельзя времени терять. Но моя интуиция этому противится. Не могу объяснить, но что-то меня удерживает.
– А ты слышал, как они к нашей двери подходили? Сначала один, потом другой?
– Нет, не слышал, – согласился Лешка.
– Может, кто-то сейчас под дверью стоит и ждет, когда мы свою последнюю надежду достанем. – Мы, повторяю, хотя говорили и по-английски, но чуть слышно, больше губами. – Давай лучше вот что попробуем.
Я осторожно, чтобы не звякнули наручники, встал. Потом так же бесшумно провел кольцом наручников, застегнутом по проушине, чтобы максимально приблизиться к верстаку. Хорошо, напильник от нас спрятали, но там же еще куча обрезков валяется. Вытянул до конца правую, прикованную руку, сделал шаг и теперь вытягиваю левую. Вот он, край верстака. Они всегда, как я помнил еще со школы, с уроков труда, слегка липкие, эти верстаки, будто графитом намазаны. Еще чуть-чуть. И еще. Если бы я тянулся не руками, а ногами, я бы сейчас сел в шпагат. Теперь рывок – черт с ним, с запястьем. И вот пальцы мои коснулись алюминиевого обрезка и притянули к себе. Обрезок с ладонь, в замок наручников его не засунешь, но какое же это замечательное продолжение руки.
Орудуя им, я подтянул поближе витую стальную стружку.
– Дай мне, – нетерпеливо прошептал внимательно наблюдавший за моей акробатикой Кудинов. Он уверен, что все делает лучше других.
– Сейчас. Дай я сам сначала попробую.
Я принял первоначальное положение «сидя на полу» и осторожно ввел острый конец стружки в скважину замка. Испытать ловкость собственных рук мне не удалось – кончик скрючился и тут же обломился.
– Дай сюда, говорю тебе! – уже рассерженно прошептал Лешка.
Я поспешил протянуть стружку, пока его не хватил удар. Последовала минута злобного ворчания:
– Не умеешь – не берись. Конечно, тонкий конец сломал – руки-крюки, и теперь уже не лезет. А с другой стороны? Ну давай же! Так, теперь аккуратно. Не сломаешься? А если так?
Кудинов поднял на меня одновременно удивленный и торжествующий взгляд. Замок провернулся, и дужка наручников послушно откинулась.
Лешка времени не терял.
– Потом, потом будешь меня восхвалять, – приговаривал он, склоняясь теперь над моими наручниками. – Вот как надо было – не острый конец туда загонять, а тупым пробовать провернуть, как отверткой.
Но проделать это он не успел – дверь открылась, впустив в сарай еще один поток света. На пороге стоял Мустафа. Кудинов здоровый – меряться с ним силой алжирец не решился. Он коротко вскрикнул и побежал к бытовкам. Мы слышали, как зашуршал гравий под его ногами.
– Лешка, беги! – крикнул я.
Кудинов замешкался.
– Беги, я говорю! Это наш шанс.
Но Лешка снова лихорадочно завертел стружкой в замке моих наручников.
– Идиот! Ты спасешься и меня потом выручишь. А так мы оба погибнем. Беги!
Кудинов подбежал к порогу, и по выражению его лица я видел, что путь был по-прежнему свободен. Он даже выскочил наружу, но решение к нему еще не пришло. А спасение было в двух шагах: перемахнуть через кювет, в два прыжка прорваться сквозь заросли полыни, а дальше частый лес, упавшие деревья, кустарник в человеческий рост.
– Ну! Сейчас будет поздно, – крикнул я.
– Уже поздно, – сказал Лешка, поднимая руки.
Они выбежали вчетвером. Лешка, пятясь, отступил в сарай, впуская их одного за другим. Рептилия наставляла на нас «магнум». Рамдан же держал на изготовку свой маленький «узи», с каким я видел его при первой встрече. И только рыжий с Мустафой были с пустыми руками, да они и остались на пороге.
Кудинов сел рядом со мной на пол и позволил снова защелкнуть наручники на своем запястье. Рамдан пнул нас пару раз для порядка. Зло так пнул, довольно больно. Мне по почке попал. Все-таки шакал, прав Кудинов. Связанных-то бить какой риск?
– Еще одна такая выходка, и я вас пристрелю, – пообещал Рамдан, тыча в нас дулом автомата. – Вы что, хотите закончить свои дни вон там, в канаве?
– А ты хочешь закончить свои дни в британской тюрьме? – парировал Кудинов.
– И закончить их намного раньше, чем состаришься? – усугубил я.
Рамдан только отмахнулся. Но мне показалось, что англичане на такую перспективу не подписывались. Особенно на то, что в тюрьме они долго не протянут.
– Я говорил, их здесь лучше не оставлять, – примирительно сказал рыжий.
– Да и что мы скажем, если вдруг появится егерь из имения, а они начнут орать и колотиться? – подхватил рыжезубый.
Оба смотрели на Рамдана.
– И что вы предлагаете?
Англичане переглянулись.
– Спеленать их как следует, рты заткнуть и перепрятать где-нибудь.
– Где, например?
Рыжие снова посмотрели друг на друга.
– Да вон хоть в самолете. Там на летном поле самолет стоит, сто лет уже не летает, – предложил рыжеволосый. Он, похоже, был местным. – Привяжем их там. И далеко отсюда, никто не услышит.
– А туда никто не приедет? – спросил Рамдан.
– Исключено. Ключ от ворот у меня.
– Ну, давайте попробуем.
…Я много раз бывал в таких ситуациях. Пока тревожно, пока есть ощущение опасности – все еще нормально, ну, еще есть шанс, что снова будет нормально. А когда вдруг становится легко, почти весело – это значит, что смерть где-то совсем рядом. Вот идем мы с Лешкой по траве – высокой, некошеной, с пушистыми бежевыми метелками. Цикады пиликают, птица какая-то в лесу мерно заукала. Солнце еще не спряталось за деревья, но уже не греет. Зато лес на краю поля розовый в предзакатных лучах, и контуры всех предметов вокруг прописались четко, днем их яркий свет размывает. Идиллия! Ну, если не оборачиваться на конвой за нашими спинами. А мы и не оборачиваемся, и так на душе спокойно, а в голове бесшабашно. Как будто я в детство вернулся. Но я-то знаю, что это потому, что в любой момент может случиться что угодно, и ничто уже не в моей власти.