– Это жизнь тела. Какая тебе разница? Ты доживешь до этих лет, только если тебе о-очень не повезет.
– В сорок надо умирать, ну, в сорок пять, – подхватил мою мысль Кудинов. – Пока мужчина еще похож на мужчину.
– То есть сейчас было бы в самый раз?
Лешка согласно затряс головой:
– Да, пока ни лысины, ни брюха, ни радикулита.
– Пока рожа не заплыла. Или, наоборот, не осунулась.
– Пока простата в норме.
– Пока Паркинсон или Альцгеймер тебя не посетили.
– Инсульт не пиз..нул.
– Да, – согласился я. – Столько всего унизительного впереди. Думаешь, нам повезет, и мы со всем этим не столкнемся?
Лешка посмотрел на меня, и мы оба расплылись в улыбке.
– Боюсь, – сказал Кудинов, – боюсь, что чего-нибудь из этого списка нам не избежать. Мы же с тобой умные.
– То есть, если следовать нашей логике, мы, наоборот, недостаточно умные. Раз будем стараться дожить до старости.
– Умом-то я понимаю, что это ни к чему. Но так мы запрограммированы. Тебе вот что помешало бы принять то, что мы оба только что признали разумным?
Не знаю, предлагал ли столь элегантную парафразу смерти кто-нибудь из античных философов.
– У Бобби соревнования по плаванию на следующей неделе. Он боялся выдыхать в воду, я хочу посмотреть, как он с этим справляется. Потом, перед отъездом я боярышник посадил у своей тещи – здоровый такой, с меня ростом, цветет махровыми красными цветами. Хотел бы убедиться весной, что он прижился. Ну и просто, чтобы Джессика у меня на плече заснула – у нее дыхание малиной пахнет. И на острове Пасхи я не был, не видел истуканов. Недавно совсем сам от такой возможности отказался.
Лешка с лукавой усмешкой хотел что-то возразить, но я его опередил:
– Это с эгоистической точки зрения. И, конечно же, мои близкие будут горевать, а мне не хочется их расстраивать.
Заткнулся мой друг. Именно что-то такое хотел сказать.
– А тебя что здесь держит? – спросил я.
– У меня кредит за дом не выплачен. Мы с Таней купили коттедж восемнадцатого века в Корнуэлле. Небольшой, но совершенно чудный: из старого кирпича, с большим палисадником, девичьим виноградом по всему фасаду и видом на океан. Я в нем хотел бы умереть. Ну и Макс совсем маленький, я его еще ничему не научил.
– Это-то как раз, может быть, и к лучшему было бы, – не удержался я.
Кудинов замечание игнорировал.
– Да, и на скачки я уже билеты купил. В Аскот, на второе октября, закрытие сезона.
– М-м, – оценил я.
Мы замолчали.
– Нас послушать, просто два жалких типа, двое ничтожных обывателей, – сказал Лешка. – Ни тебе идеалов, ни благородных замыслов…
– Ни стремления служить чему-то большему, чем ты сам.
– Ни поисков смысла жизни.
– Да. Именно так это выглядит со стороны. Это потом о нас напишут, что ведь именно они ставили подножки ходу истории, когда он рисковал пойти по неправильному пути.
Лешка, судя по собравшемуся гармошкой берлиозовскому лбу, искал, что бы добавить, но тут сдался.
– Лучше и не скажешь. Аминь.
9
Было уже совсем темно, когда послышался характерный звук шагов по высокой мокрой траве. Я на манер гориллы – на ногах, но скрючившись, с согнутыми руками, чтобы не касаться пола – подобрался к дверце. Сквозь сплошную пелену тумана, окутавшего поле, пробивалось пять пляшущих лучей фонаря. Даже не лучей – пятен света, расплывающихся в стоящих вертикально капельках воды.
– Похоже, в полном составе посольство приближается, – сообщил я Кудинову. – Ты кого больше всего хочешь видеть?
– Даже не знаю. Мне ясно только, кто по тебе соскучился.
Группа подошла к самолету и остановилась. Контуры тел едва угадывались в тумане, хотя до них было метра три-четыре. Инопланетяне, прибывшие, чтобы увезти нас на свою планету.
– Мы переводим вас обратно в сарай, – услышал я голос Рамдана.
– Видимость сами видите, какая, – добавил рыжезубый. Я его не видел, по голосу и произношению догадался. – Давайте без глупостей. Чуть что – я стреляю.
Мустафа, кряхтя, залез в самолет и открыл замок цепи.
– Идите первым, – подтолкнул он меня.
Я спрыгнул на землю, и тут же сильная рука схватила за цепочку, соединяющую наручники.
– Стойте пока здесь, – приказал голос.
Это был рыжеволосый. Теперь я видел его лицо.
– А сейчас вы, – произнес за моей спиной Мустафа.
Лешка спрыгнул на землю, едва не врезавшись в меня. Его схватил за наручники Рамдан.
– Ноги освободите нам, – напомнил я.
Мы же от туловища до колена были замотаны скотчем.
– Если один из вас попытается бежать, мы пристрелим второго, – предупредил Рамдан и, наклонившись, стал обрывать скотч.
Хотя он это уже говорил, предупреждение было не пустое. Если бы я был один, попробовать оторваться точно стоило бы. Да, сейчас, на расстоянии двух метров, я видел их всех. Но пара прыжков в сторону – и человек исчезал. Это был туман, о каком французы говорят «à couper au couteau», хоть ножом режь. С темнотой можно справиться – есть фонари, приборы ночного видения. Туман делает людей слепыми.
Женщина – она надела нейлоновую куртку, тоже тошнотворного розового цвета – махнула лучом фонаря:
– Иди за мной, красавчик!
Давно меня так не называли. Хотя женская память изменчива, склонна приукрашивать, а сейчас что она могла видеть в тумане?
Женщина пошла вперед, светя себе под ноги. Рыжеволосый, не выпуская цепочку наручников, потянул меня за собой. Лешку повели чуть правее – наверное, Рамдан, хотя лица я уже не видел. Замыкали шествие, получалось, та ящерица с «магнумом» и Мустафа. У Лешки сейчас был реальный шанс попасть на королевские скачки в Аскоте. Мой англичанин крупный и сильный, с ним пришлось бы повозиться. А ему что? Движение раз – вырвал руки. Движение два – со всей силы двинул Рамдана этими руками по голове. А дальше много-много движений, но уже ногами. Они, возможно, и стрелять не станут – вот уж это точно было бы «палить в молоко».
Но Кудинов тоже не попытается бежать. Он и в лучшей ситуации не стал этого делать. Разумно, разумно было со стороны Рамдана предупредить нас. Я говорил, что он из придорожной грязи? Я и сейчас так думаю, но голова у него работает, неслучайно он делает карьеру у исламистов. Таких вот ребят надо вербовать – одновременно и башковитых, и безбашенных.
Мы шли, ориентируясь на фонарь женщины – расплывчатую точку света метрах в пяти. Вот она поползла вверх и высветила прутья решетки. Ворота со скрипом поехали в сторону, освобождая нам проход. Смотри-ка! На дорожке, зажатой с обеих сторон деревьями, плотный туман был по пояс, а выше лишь клочками. По полю он растекся свободно, а лес ему, видимо, мешает. Так бывает в Швейцарии, где люди живут в облаках.
Куда нас ведут? В фургон? Нет – в такой туман ехать только за смертью. Обратно в ангар? Какой смысл был перебрасывать нас из самолета? Мог Рамдан что-то заподозрить?
Да, это был сарай. Вспыхнул свет, проявляя каждую деталь, – странно это было после путешествия сквозь белую мглу. Похитители приободрились – теперь уж точно не сбежим. Вот наша железная плита, наш якорь в этом плавании. Лешку пристегнули на старое место, за крайнюю проушину. Мне так же повезет? Пристегивала женщина. Подошла ко мне совсем близко, дыхание не очень свежее – сами небось пиво пьют, если не виски. Что это так, похоже не только по перегару – взгляд у нее странный, темное желание в нем таится. Как пузырь воздуха вдруг вырывается сквозь черную жижу на болоте. У меня чудные иногда образы возникают в голове, но уж какие есть.
– Давай скорее, – торопит женщину рептилия. Она (то есть он, конечно) с пистолетом у двери стоит, страхует манипуляции.
– Куда мне спешить? – отвечает моя пассия. – К тебе, что ли?
Мы с Кудиновым предыстории их отношений не знаем, но рыжезубый воспринимает эти слова как оскорбление. С нуля взлетает под самый ограничитель.