Аэгнор. Этот меч выковал сам Аэгнор, сын Арфина, брат Финрода Фелагунда. Человек, носящий такой меч, едва ли был простым воином. Четырем братьям-арфингам служило человеческое племя, называвшееся Народом Беора, Народом Вассала. Значит, если человек, распростертый на траве — не везучий мародер, то он — беоринг.
Нож был человеческой ковки — такой, какие носят люди народа Беора, недавно бежавшие из-за Эред Горгор и поселившиеся в Химладе: длинный, односторонней заточки, с легкой деревянной рукоятью. Нож подтверждал первоначальную догадку: перед Даэроном лежал беоринг, причем не простой, а знатный. Все говорило за это — оружие, остатки одежды, внешность человека: высокий, как эльф, темноволосый, резкие, крупные, но тонкие черты лица… Вылитый golda, если бы не борода. Даэрон разглядел еще кое-что: шрамы, нанесенные железом в бою и шрамы на запястьях. Человек воевал и попадал в плен. Удача изменяла ему, но, как видно, не покидала его совсем, раз уж ему повезло живым выбраться сюда. И еще одно: длинный шрам, начинавшийся на плече и тянувшийся через всю грудь почти до правого соска — эта рана была в свое время зашита, и зашита рукой эльфа.
«Зачем тебя принесло сюда?» — в сердцах подумал Даэрон. — «Что бы тебе выйти к своим, в Химлад? И как ты сумел миновать Завесу?»
Веки человека дрогнули — и Даэрон отступил в заросли. Человек сжал кулаки, задышал часто и хрипло, резко перевернулся на бок — и проснулся.
Какое-то мгновение он был еще там, внутри своего сна — и едва ли это был хороший сон: на лбу смертного выступила испарина. Но он тут же опамятовался, тряхнул головой, умылся, пощупал одежду и принялся точить нож. Похоже, он ничего не заподозрил.
Он точил нож и брился, а Даэрон внимательно рассматривал тряпку, в которую был завернут точильный брусок. Последнее, что окончательно говорило в пользу его догадки — эта тряпка, бывшая когда-то родовым плащом, сотканным в три цвета. Тряпка была грязной, но не настолько, чтобы нельзя было различить цветов и узора: черный, синий и белый; косая клетка.
Сбрив бороду, красивей смертный не стал: лицо и так облезало клочьями, а после бритья из-под счищенного ножом слоя мертвой кожи показалась молодая, розовая — и человек сделался похож лицом на молодой клубень земляного хлеба. Он отправился в лес — за хворостом. Каждую большую ветку он тащил отдельно и отдыхал подолгу. Даэрон запахнулся в плащ, надвинув капюшон почти до подбородка и склонив голову — смертный прошел мимо и не заметил его. Не заметил он и Дионвэ из пограничной стражи.
— Это он и есть? — тихо спросил лучник, склонившись к самому уху Даэрона. — Как он сюда попал?
Даэрон развел руками.
— Что мы будем с ним делать? — спросил Дионвэ.
— Это дело должен решить король. А пока мы должны удерживать его здесь. — Даэрон говорил тихо, но не особенно скрываясь: смертный ломился через лес как конный golda и вряд ли слышал что-нибудь вокруг себя. — Королевна уже сделала кое-что, я не знаю, когда он это обнаружит.
— Как он прошел Завесу?
— Это я и хочу выяснить.
— Почему не сейчас?
— Пусть он отдохнет — так хочет Лютиэн. Тебе бы понравилось, если бы тебя допрашивали голодным и полумертвым?
— Не так уж трудно было бы его накормить. Почему бы не взять его под стражу и не доставить в Менегрот?
— Лютиэн боится, что он тяжело перенесет задержание и плен. И я склонен с ней согласиться. Он… еще немного не в себе. Вскидывается на каждый шорох и мечется во сне. Здесь ему будет лучше.
— С королевной что-нибудь случилось? Я слышал, она встретилась с ним один на один.
— Она испугалась и меньше всех нас, и больше всех нас.
— Его?
— Похоже, что не его, а за него.
Дионвэ удивленно приподнял брови, но ничего не сказал.
— Почему бы тебе не поговорить с ним для начала? — спросил он вместо этого.
— Не сейчас: пусть он немного придет в себя. Я уже… кое-что узнал и хочу это проверить. Скажи: ты нес охрану на западных рубежах?
— В последний раз — три луны тому, — сказал Дионвэ.
— Ты знаешь кого-то из этих сумасшедших горцев, которые осели в Бретиле?
— Нарво из рода Дэррамаров, — сказал Дионвэ.
— Какой плащ он носит?
— Желтый с коричневым и черным.