— Ещё попадёт нам всем за твою книжку, — вздохнула Аня.
— Я осторожно. Прочту и выброшу, — усмехнулась Люся.
— Нет, лучше отдай её мне, когда прочтёшь, — сказала Шура и внимательно оглядела всех девочек, будто хотела узнать, есть ли среди них такие, которые согласятся беспрекословно выполнять приказ коменданта и побоятся читать книгу.
— Это что за книга? — спросила худенькая девочка, соседка Люси.
— «Как закалялась сталь».
— Я тоже хочу прочесть, — раздался звонкий голос.
— И я, и я… — послышалось из всех углов вагона.
Девочки оживились, словно одно название книжки помогло им стряхнуть с себя тяжесть и оцепенение. Моментально они окружили Люсю.
— Читай вслух, — решительно сказала Шура.
Аня испуганно всплеснула руками, но никто уже не обращал на неё внимания.
Люся читала внятно, медленно, не пропуская ни одного, слова, и, казалось, освежающий ветер прошёл по лицам слушавших её подруг. Даже Аня поднялась и осторожно подвинула свой чемодан поближе к тесному кружку.
На чужой земле
Поезд остановился на большой станции уже на чужой земле. Резкий толчок и лязг буферов разбудил Вову. За стенкой вагона слышалась польская и немецкая речь. Подтянувшись на руках, Вова выглянул в окно. Стояла тёмная, тёплая ночь. Тихо шелестели деревья.
«Где мы? Куда нас привезли?» В ушах звенело. В вагоне было душно, пахло карболкой, потом и тухлыми яйцами — видимо, у кого-то залежалась взятая из дому еда. Хотелось пить. Вова пошарил в мешке и вынул бутылку с водой, но застрявшая в горлышке пробка мешала напиться. Он долго возился с пробкой и так увлёкся, что не сразу услышал рёв мотора… Тишина и темень неожиданно сменились резким тявканьем зениток, яркими вспышками огней.
— Это наши, наши летят! — в восторге закричал Вова.
И вдруг в окна теплушек брызнули искры, взрывы один за другим сотрясали землю, теплушки вздрагивали и скрипели, где-то звенели стёкла, осколки бомб барабанили по железным крышам. В вагоне раздались крики, плач, но всё потонуло в рёве моторов, лае зениток и грохоте взрывов.
Авиационный налёт длился несколько минут, однако минуты эти показались ребятам неимоверно длинными. Но вот гул бомбёжки замер. Стало слышно, как на станции что-то трещало и рушилось; доносились крики и стоны, смешавшиеся с урчанием автомашин и тоскливым рёвом паровозов, скученных на запасных путях станции.
Вова едва добрался до своего угла и опустился на пол. Только теперь он почувствовал боль, что-то липкое текло по руке. Он разжал пальцы, и по полу зазвенели осколки бутылки.
— Выходи! — неожиданно раздалась команда, и двери вагона раздвинулись. — Живее, шкуры! — кричал перепуганный Дерюгин.
— Приехали, что ли? — Вова разыскивал свой узелок.
— А кто его знает! — ответил Толя.
— Жорка! — крикнул Вова в темноту.
— Я тут! — раздался голос Жоры, успевшего раньше других соскочить на землю.
После вагонной духоты холодный воздух, даже пахнущий терпкой гарью, казался ребятам очень приятным. Огромное пламя озаряло пути. Возле горящих вагонов и цистерн метались течи фашистских солдат, едва видимые сквозь расстилающийся дым, нависший над путями и зданием станции.
— Хорошо стукнули! — задорно крикнул Вова, едва полицейский отошёл от них.
— Так им, мерзавцам! — добавил Толя.
По путям, часто и тревожно посвистывая, сновали паровозы, расталкивая вагоны. А один, должно быть повреждённый, стоял на месте и беспрерывно выл, пронзительно и тонко. Это забавляло почему-то Вову и он смеялся, забыв о только что пережитом страхе.
Ребят согнали к станционному зданию.
— Вот так задали перцу им наши лётчики! — шепнул Жора, и они наперебой заговорили о том, что фашисты врут, будто Красная Армия разбита.
— Советские-то самолёты летают себе и бомбят и ничего не боятся! — ликовал Вова.
Не он один — все повеселели, тем более что немцам, видно, было не до ребят. Когда начало светать, утомлённые мальчики и девочки почти все спали, прикорнув, кто как сумел. Вова и Толя лежали рядом, подложив под голову свои пожитки. Неподалёку на ящике сидел пожилой охранник и дремал. Несколько солдат и полицейский медленно расхаживали за изгородью.
Вдруг совсем близко от Вовы закричал мальчик. Вова сразу узнал этот голос — он слышал его в вагоне во время бомбёжки. Дремавший охранник вскочил. Подбежал полицейский, заметив, что Вова и Толя не спят, он крикнул им: