— Сам, гад, на этот самый шнапс надеялся, то есть на самогон по-нашему. Каждый день не просыхает. Удивительно, как это он сегодня до сих пор трезвый?
Немного погодя собрались уходить и Александр с Володей. Но Зина удержала их:
— Посидите еще хотя бы часок. А то покажется подозрительным: явились в гости и так быстро уходите.
— Как бы еще кто-нибудь не заявился.
— Некому больше. Тут только комендант да два солдата остались, а эти уже не придут.
Посидев часа полтора, Александр и Володя распрощались с гостеприимной хозяйкой.
В Саворку они пришли, когда уже стемнело.
Их поселили в доме Матрены Литвин. В селе ее звали просто тетей Мотрей, так стали называть ее и Александр с Володей. Муж тети Мотри ушел на фронт в первые дни войны, и с тех пор о нем ничего не слышали. Старший сын еще до войны ушел служить во флот, от него, пока немцы не заняли село, приходили письма. Жила тетя Мотря с двумя дочерьми. Старшей, Антонине, пошел девятнадцатый год; младшей, Соне, минуло шестнадцать. Обе они, как сказала Мотря, невестились. И верно, в дом часто приходили молодые ребята.
Вскоре Коняхин стал догадываться, что эти ребята не просто ухажеры. Они внимательно приглядывались к Александру и Володе, довольно ловко и незаметно выпытали у них все, что им было нужно и что Коняхин считал возможным не скрывать от них. Судя по всему, старшим у них был тот, что ухаживал за Тоней, — Аркадий Швец. Он был очень неглупый парень, выглядел постарше других, держался независимо, с достоинством, и его слушались остальные.
Как-то Аркадий озабоченно сказал тете Мотре:
— Пожалуй, не прокормить вам двоих-то.
В тот же день к ним в хату зашел Демьян Цуп и предложил:
— Давай-ка, Мотря, одного из твоих жильцов мне. Которого тебе не жалко отпускать?
— Сашок пусть у меня останется, — решила Мотря. — Он раненый, за ним уход нужен, мы с девчатами лучше справимся. Вот если бы еще лекарств достать.
Лекарств действительно не было. Удалось раздобыть только марганцовки. Мотря разводила ее в деревянном тазу и заставляла Коняхина парить руку. Потом кто-нибудь из девчат аккуратно перевязывал ее.
Однажды во время перевязки Александр осторожно заговорил с Тоней:
— Рана заживает, пора бы мне и делом заняться. Не знаешь, тут партизан поблизости нет?
— Откуда мне знать?
В тот же вечер зашел Аркадий и сказал:
— Пока побудьте здесь, а потом что-нибудь придумаем.
Значит, Тоня рассказала ему о разговоре.
Попытки выведать что-нибудь о партизанах у других ребят тоже ни к чему не привели. «То ли не доверяют, то ли у них действительно нет связи с партизанами?» — думал он.
Он подозревал, что среди молодежи существует какая-то подпольная группа, но окончательно убедиться не мог — ребята вели себя осмотрительно. А он уже не мог бездействовать.
— Не буду же я до самого прихода наших здесь прятаться! — с горечью говорил он Швецу. — Надо что-то делать, надо и здесь воевать, уничтожать этих проклятых фашистов, всячески вредить им. В конце концов, у меня есть боевой опыт, я сам могу организовать партизанский отряд, только помоги мне, ты тут всех знаешь.
Но Аркадий уклончиво отвечал:
— Подожди еще немного.
— Сколько же можно ждать? Я хочу действовать, а не сидеть нахлебником за спиной тети Мотри.
— Вот и помогай ей пока по хозяйству. А потом что-нибудь придумаем.
Стал помогать Мотре по хозяйству. Гвоздь вобьет, плетень подправит — все чувствуется мужская рука. Мотря хоть запрещает ему работать, но, судя по всему, довольна и этой помощью.
Однажды утром он зашел в хлев, взял вилы и стал выбрасывать навоз. Одной рукой работать было неловко, но вскоре Александр приспособился, и дело пошло быстрее. Он уже вычистил почти весь хлев, когда на крыльцо выскочила Соня и крикнула:
— Полицаи!
В тот же момент совсем близко прострочила автоматная очередь. Соня скрылась в хате, успев крикнуть:
— Прячьтесь!
Но прятаться было некуда. Хлев маленький, в нем ни чердака, ни сусека — все на виду. Бежать в хату — заметят. Придется в случае чего обороняться вилами.
В щель между прогнившими бревнами он увидел, что по улице бежит паренек, а за ним гонится на лошади полицай. Когда паренек пробегал мимо, Коняхин узнал его. Это был Сева, один из тех ребят, которые заходили к Тоне.
Вот верховой догнал его, ударил в затылок прикладом. Сева упал. Полицейский соскочил с лошади и начал избивать Севу прикладом и ногами, бил расчетливо и неторопливо.
«Если бежать отсюда — заметит, — подумал Коняхин. — А если выскочить с соседнего двора, то, может, и не увидит. Вилы в спину — и точка!» Он подхватил вилы и выскочил из хлева. Но в соседний двор перебраться не успел. На санях подъехали еще трое полицейских. Несколько минут они молча наблюдали за тем, как верховой избивает Севу. Потом один сказал: