— Ну хватит, потешился, и ладно. До смерти забьешь еще, а нам из него кое-что вытянуть надо.
Они взяли Севу за руки и за ноги и как мешок бросили в сани.
Из сеней выглянула Соня:
— Идите сюда, быстрей!
Вслед за Соней Александр влез на чердак, прихватив на всякий случай и вилы.
Прошло часа три, пока Мотря позвала их:
— Слезайте, вроде спокойно.
Когда отогрелись и пообедали, Коняхин сказал:
— Наверное, мне надо уходить, а то как бы и на вас не навлек беду.
— Подожди, вот придет Аркадий, с ним и решим, — тетя Мотря вздохнула.
Аркадий пришел только на следующее утро. Теперь он уже не таился:
— Арестовали четверых наших комсомольцев. За связь с партизанами. Кто выдал или попались случайно — не знаю. Пойду попробую выяснить, — он кивнул Коняхину, чтобы тот шел за ним. Когда вышли в сени, шепнул: — Костю тоже арестовали. Но Соне пока об этом не надо говорить.
Костя ухаживал за Соней, он был, пожалуй, самым молодым из ребят.
— Выдержат ли? — спросил Коняхин. — Наверное, будут пытать, а он еще совсем мальчик.
— Уже пытают. Но ребята стойкие, думаю, что все выдержат. — Аркадий, не попрощавшись, ушел.
Ребята действительно выдержали. Их расстреляли на четвертый день, так и не услышав от них ни слова.
В тот же вечер в село вошла какая-то немецкая часть, судя по всему, не меньше батальона. Вскоре за околицей поднялась стрельба. Прибежал Володя.
— В хуторе идет бой. Немцы тянут через двор Цупа телефонные провода.
— Партизаны?
— Кто их знает? Дед говорит, что это, наверно, наши войска подошли. Будто бы немцев окружили на большом пространстве, а здесь кольцо окружения близко подошло.
Жаль, что нет Аркадия, от него можно было бы узнать подробнее, что там происходит. Но сегодня он вряд ли еще раз придет.
Хотя бой вскоре утих, жителям села строжайше под угрозой расстрела было запрещено появляться на улице. Об этом предупредил проскакавший на лошади верховой.
Света не зажигали, сидели в темноте, чутко прислушиваясь к каждому звуку.
— Значит, теперь скоро. Три года такой стрельбы не слышно было, — сказала Мотря.
— Может, и папка наш там, — сказала Соня.
— Кто его знает, где он теперь? Фронт большой. А может, и в живых уже нет нашего папки. — Мотря всплакнула.
Но в общем-то настроение у всех было приподнятое. Звуки близкого боя вселяли надежду на самое скорое освобождение от оккупантов.
Заснули только за полночь.
На другой день, едва сделали перевязку, в хату зашел полицай. Коняхин узнал его сразу: это был тот самый верховой, который гнался за Севой и потом так жестоко бил его прикладом и ногами.
— Ты кто такой? — спросил он Коняхина.
— Человек.
— Племянник мой, — пояснила Мотря.
— Что-то я его ни разу не видел.
— Я вас тоже не знаю.
— Еще узнаешь, — угрожающе пообещал полицейский и ушел, ничего больше не сказав.
Никто так и не понял, зачем он приходил. Мотря забеспокоилась:
— Этот — зверь. Они и все-то нелюди, а этот, я слышала, особенно лютый.
— Пойду я к дяде Алексею, посоветуюсь, как быть нам дальше, заодно и побреюсь у него, а то вон как зарос, — сказал Коняхин.
В доме не было бритвы, он и в самом деле иногда ходил бриться к Алексею, жившему всего через четыре дома от Мотри. Обычно Александр ходил не таясь, прямо по улице, соседи уже знали его, и он вполне мог на них положиться. Но на этот раз прошел дворами.
Рассказав Алексею о визите полицейского, Коняхин попросил:
— Надо бы за Аркадием кого послать.
К Швецам Алексей послал сынишку.
— А ты и верно пока побрейся.
Он достал бритву, направил ее на поясном ремне, протянул Коняхину:
— Давай орудуй, а я пока у калитки посторожу.
Но не успел Александр намылить и одну щеку, как Алексей вернулся.
— Погляди-ка, полицейские куда-то едут.
Коняхин отогнул занавеску, посмотрел на улицу. По дороге ехали запряженные парой сани с тремя полицейскими, среди них Александр увидел и того, что заходил сегодня утром. Сани остановились около дома Матрены Литвин. Двое полицейских пошли в дом, один остался у саней.
Минут сорок из дома никто не появлялся. Наверное, полицейскому, оставшемуся с лошадьми, надоело ждать, а может быть, его тоже позвали в дом — он привязал лошадей и ушел во двор. Наконец все трое вышли, прыгнули в сани и погнали лошадей вдоль улицы.