Александр улыбнулся:
— А ведь вы не из местных.
— Почему так думаешь? — насторожился мужчина.
— Вижу, что вы больше часа приглядываетесь к селу. Местным приглядываться нечего, они и так все знают.
— Ишь ты, какой догадливый! Был бы я местный, чего бы я на лошадях сюда приехал?
— И борода…
— Что борода?
— Ни одной седины в ней. И глаза молодые, на лице ни одной морщины.
— Ну и что?
— Слушайте, возьмите меня в отряд.
— В какой такой отряд? — удивился бородач. — Ты что, парень, спятил?
— Ладно, ведь я знаю.
— Ну, положим, не очень-то ты знаешь. Ишь какой Шерлок Холмс нашелся! Ну-ка, послушаем, что ты о себе сочинишь.
Коняхин коротко рассказал о себе. Бородач и не спрашивал о подробностях, он был явно озабочен сейчас чем-то совсем другим.
— Хорошо, завтра приходи на это же место, — сказал он и кивнул пареньку: — Поехали!
Паренек стегнул лошадей, и повозка скрылась в лесу.
И верно, на следующее утро повозка стояла на том же месте. На этот раз бородач был еще более озабочен и даже не ответил на приветствие Коняхина. Сказал только:
— Подожди еще часок-другой в лесу. Когда будешь нужен, позову.
Коняхин вернулся к костру, у которого скоротал прошлую ночь.
Вскоре над лесом низко пролетели два звена наших «пешек» — П-2. В лесу все сразу оживились:
— Смотри, наши! Со звездами.
— На Богуслав пошли.
— Туда как раз надо, там немцев видимо-невидимо.
Над Богуславом поднялись черные султаны разрывов. А где-то, километрах в пяти правее села, слышалась ружейная и пулеметная стрельба, глухо ухали пушки.
Часа через полтора за Коняхиным прибежал паренек.
— Идите, командир зовет.
«Значит, все-таки командир», — отметил про себя Коняхин, следуя за пареньком. Когда подошли к повозке, бородач весело сказал:
— Вот теперь можешь идти в село.
— Но там…
— Там уже наши. Иди, иди!
И верно, из села бежала женщина и кричала:
— Наши! Наши пришли!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Фронт прошел стороной, село немцы оставили без боя. Наши части здесь не задерживались, шли прямо на Богуслав. Коняхину все же удалось остановить мотоцикл с двумя офицерами. Старший из них, армейский капитан, нетерпеливо спросил:
— В чем дело?
Коняхин, как положено, представился, коротко изложил суть дела.
— Теперь вам через военкомат, наверное, надо оформляться, — сказал капитан. — А где он, этот военкомат, и есть ли он вообще, не знаю.
Спрашивал еще нескольких человек — и военных и местных, — о военкомате никто не знал. Кто-то посоветовал идти на Таращу, и Александр отправился туда. Действительно, там уже работал военкомат.
Военком внимательно выслушал его, подробно записал все данные и сказал:
— Попробую выяснить, где сейчас Фома Миронович Приходько. Иначе без документов вам придется туго. Подождите.
Всех собравшихся здесь отправили на сборный пункт. Офицеров расселили по квартирам, назначили старшего. Остальные разместились в школе. В основном это была местная молодежь. За два года оккупации ребята подросли, пришло и их время служить.
Три дня ждали, пока пошлют на формирование. Слушали все передачи — с утра до вечера, газеты прочитывали от первой до последней строчки. Только теперь Коняхин узнал, что все это время находился в двойном кольце: оказывается, Корсунь-Шевченковская группировка противника тоже была окружена.
На четвертый день в хату, где Александр жил еще с тремя офицерами, пришли двое солдат.
— Кто тут будет лейтенант Коняхин?
— Я.
— Собирайтесь, вас вызывают.
Александр поспешно оделся, вышел вслед за солдатами. «Наверное, нашлись документы», — подумал он. Спросил у того, что был постарше:
— Не знаете, по какому поводу вызывают?
— Нам об этом не говорят.
И всю дорогу оба уклонялись от разговора, хотя Коняхин несколько раз пытался заговорить с ними. «Нелюдимые какие-то». Но тут же оправдывал их: «Начальство и верно не посвящает их в свои дела».
Офицеру, к которому его привели, Коняхин представился по всей форме:
— Лейтенант Коняхин прибыл по вашему приказанию.
Тот окинул его быстрым взглядом и усмехнулся:
— Ну, садись, лейтенант Коняхин, рассказывай.
— А что рассказывать-то?
— Все. Почему без документов, почему оказался в плену.
— Я не из плена.
— Все равно.
Александр начал рассказ с боя под Иванковом. Рассказывал подробно, но сбивчиво. Вспомнив какую-либо деталь, снова возвращался к тому, о чем уже говорил, потом перескакивал на другое. Однако офицер не перебивал его, хотя видно было, что слушать ему уже надоело. Он откровенно зевал, старался занять себя чем-нибудь: подточил перочинным ножом карандаш, стал этим же ножом чистить ногти.