— Да ты проходи, Яков Петрович, что у порога стоим? Вот здесь раздевайся, проходи…
— Постой, ты сегодня «Правду» читал?
— Не успел я, только что приехал. Все по командировкам разъезжаю, хорошо еще, что застал ты меня дома.
— На вот газету, пока разденусь, читай. Там, между прочим, про тебя написано. Командир-то твой, Коняхин, оказывается, живой, в Москве сейчас.
— Александр Романович? Да не может быть!
— А ты читай.
Так отыскался Иван Митрофанович Переплетов.
И вот я присутствую при встрече Коняхина со своим бывшим механиком-водителем. Тут же и бывший начальник политотдела Александр Яковлевич Зарапин. Анна Захаровна хлопочет у стола, подкладывает в тарелки, напоминает мужу:
— Саша, ты в рюмки-то налей. Наговориться еще успеете.
Александр Романович разливает водку, берет рюмку, хочет что-то сказать, но задумывается. Ставит рюмку, поднимается.
— Извините, я сейчас. — Идет в другую комнату.
Возвращается оттуда с какой-то бумажкой в руках. Подает ее Переплетову. Тот разворачивает, читает. Потом лезет в карман, достает точно такую же. Абсолютно одинаковые бумажки, извещающие об их смерти, — «похоронные».
— И у меня кое-что есть, — говорит Анна Захаровна и тоже уходит в другую комнату. Возвращается с письмом, пожелтевшим от времени. — Я тогда все равно не поверила.
Читаю это письмо. И даже сейчас, когда Александр Романович сидит передо мной, сообщение о его гибели звучит трагически. Я смотрю на подпись «гвардии подполковник А. Зарапин».
Александр Яковлевич тоже заглядывает в письмо и с грустью замечает:
— Если бы я тогда вот так почаще ошибался!
Все умолкают, задумываются, вспоминая тех, кто погиб у них на глазах, и ошибки тут быть не могло…
— О Яше так больше ничего и не слышали? — спрашивает Иван Митрофанович.
— Нет, — отвечает Коняхин.
— А Вася Голенко умер уже после войны, в сорок седьмом. Жена и двое его детей живут в Одессе.
— Выходит, нас осталось только двое. Пол-экипажа.
— Да, война, — как бы подытоживает Зарапин.
— Хотя бы новой-то войны не допустили, — вздыхает Анна Захаровна.
— Не должны допустить, — говорит Переплетов. — Ну а если навяжут… Мы ведь еще не старые… правда, Александр?
О ЧЕМ РАССКАЗАЛА КИНОЛЕНТА
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Как-то мы со старшим научным сотрудником Государственного архива кинофотофонодокументов И. М. Фурмановой просматривали кинолетопись Великой Отечественной войны, отбирая материал для очередной телевизионной передачи из цикла «Герои живут рядом с нами». Из нескольких миллионов метров кинопленки, снятой фронтовыми операторами в годы войны, в общем-то, использована лишь небольшая часть. Нередко одни и те же кадры военной кинохроники кочуют из журнала в журнал, из фильма в фильм. Поэтому нас интересовал материал, до которого после войны по тем или иным причинам не дотрагивались кинорежиссеры.
Среди этого материала мы и отыскали небольшой кинорассказ о юном разведчике Володе Бажанове. Он состоял как бы из трех частей.
Перед командиром стоит совсем юный разведчик. На вид ему лет двенадцать-тринадцать, не больше, но по тому, как ладно подогнано на нем солдатское обмундирование, как привычно и ловко он расстегивает ремень и вынимает из кобуры пистолет, видно, что он не новичок. Вот он стаскивает гимнастерку, стягивает сапоги. Один из разведчиков подает ему женское платье, помогает надеть. Его критически осматривают несколько человек, кто-то что-то поправляет, кто-то расчесывает волосы. Но, в общем, видимо, все решают: «Годится». Его провожают в лесу разведчики, потом Володя идет один туда, к селу, занятому фашистами. В разведку, за «языком».
Разумеется, фронтовому оператору не удалось снять, как Володя брал «языка». Из дикторского текста мы узнаем только, что «языка» он привел, и пленный фашист сообщил ценные сведения о расположении частей и огневых точек. И вот уже идет бой за село…
А потом было вручение правительственных наград. Вместе с другими на самом левом фланге стоит в строю и Володя Бажанов. Но именно с него начинает представитель командования, прикалывает к груди юного разведчика орден Славы. Эти кадры позднее вошли в многосерийную телевизионную передачу «Летопись полувека».
Еще мы узнали, что Володя играл на баяне. Вот и все. Как он попал на фронт, откуда он родом, дожил ли он до победы, как сложилась его послевоенная судьба? Все это предстояло узнать. А каким образом? Ведь ни в дикторском тексте, ни в монтажных листах, по соображениям вполне понятным, не названо ни номера части, ни точного места съемки, ни фамилии командира.