Через год Мишка утонул, переплывая на спор речку Обманку. Ребята подумали, что Мишка нарочно нырнул, чтобы их напугать: Мишкины трюки они знали назубок. Досчитали до ста двадцати (Мишкин рекорд), но Мишка так и не вынырнул. Похолодев от ужасной догадки, ребята попрыгали в воду, но помочь не смогли: мальчика затянуло в водоворот. Тихая, спокойная и безмятежная на вид, Обманка получила своё название именно из-за водоворотов, о которых по окрестным деревням шла недобрая слава. Деревенские купались у берега, на стрежень не заплывали даже взрослые, что уж говорить о детях. Да разве Мишку удержишь?.. Мишкина мать на могиле сына не промолвила ни слова, смотрела куда-то вдаль сухими глазами, в которых уже не было слёз. Проводив народ с поминок, убрала со стола, вымыла в избе полы - ключевой водой, как полагалось по народному обычаю. Присела на лавку и тихо умерла...
..........
С телеги поднялся мужик в серой телогрейке, в котором Маша узнала дедушку и с радостным визгом повисла у него на шее.
- Ну, будет, будет, - бормотал дедушка, усаживая внучку на телегу. - Поехали, чё ли... Заждались мы тебя! Свинью закололи, бабушка холодца наварила, пирогов с морквой напекла...Штей щавельных со сметаной, как ты любишь...
Морковные пирожки! - У Маши потекли слюнки. Она привалилась к тёплой бабушкиной спине и улыбнулась. Как же давно они не виделись! Как же давно она не ела бабушкиных щей...
- Родители-то здоровы ли? Дома всё ли ладно? - выспрашивала бабушка и, не дожидаясь ответа, продолжала. - Небось вздохнули свободно, что от тебя избавились. И то сказать, какое золото обронили... Двенадцать лет, а всё никак не выправишься. Мать-то тебя не хотела рожать, всё таблетки пила, чтоб, значит, от дитя избавиться. Да ты, видать, сильно жить хотела, всё одно на свет родилась, хоть и слабенькая. Какой родилась, такой и осталась, все болячки к тебе липли, мимо не прошли, в гости напросились... За материн грех расплатилась.
Говорила я Кольке-то, не надо было на городской жениться. Взял бы свою, деревенскую... Дак рази он мать послушает? В город подался, охломон, мало ему в деревне девок... Бог и наказал, послал дитё - то понос, то золотуха! Двенадцать лет оне с тобой мучились.
- Да хватит уже ворчать, уймись, старая, укороти язык! - не выдержал дед. - А ты не слушай её, внученька! Она тебя ждала-скучала, слезами изошлась. Без Машки-то, грит, мне и свет не мил, скорей бы, грит, встренуться... Вот и свиделись. Тут радоваться надо, а она...
- Сказывай, от чего слегла-то? - продолжала расспрашивать бабушка.
- А я знаю, от чего? Плохо мне было...
- Ну, а сейчас-то хорошо?
- Да вроде...
- Вроде Володи, а похож на Петра...
- Да замолчишь ты когда-нибудь, колода старая!
Маша улыбнулась. Ей было хорошо... - под бабушкино незлобивое ворчанье, на тряской телеге, заваленной по ободья душистым сеном. Маша раздвинула сено рукой и увидела засохшую красную земляничину.
- Ба, смотри! Я землянику нашла!
- А чего на неё смотреть-то? Ешь, коли нашла! - засмеялась бабушка.
Земляничина сладко растаяла во рту. Маша поискала и нашла ещё одну, потом ещё... Маша представила, как зимой, когда деревню завалит снегом по самые крыши, бабушкина Милка будет лакомиться душистым сеном с земляникой и синими звездочками васильков.
- Ба, а Милка...всё болеет?- А чё ей болеть-то, здорова твоя Милка. Со стадом она, на выгоне. Вечером домой придёт, свидитесь.
............
- Коля! Коля!! - позвала Марина, почувствовав, как дочкины пальцы, мгновенье назад холодно-безжизненные, шевельнулись под её рукой. Вслед за пальцами дрогнули губы, пытаясь что-то сказать. Марина склонилась над кроватью, но не услышала ни звука. Щёки девочки слегка порозовели. Или ей просто хотелось, чтобы они порозовели?
- Машенька, доченька, мы здесь, с тобой, и мама с тобой, и папа, - шептала Марина, не отпуская её руку, словно могла удержать, остановить, не дать ей - уйти...
.............
- Врачи-то чё говорят? Говорили...
- Ничего не говорили, только уколы кололи, больно, - пожаловалась Маша.
- Вот-вот, лечить не могут, колоть токо умеют, сами не знают от чего... От уколов-то полегчало хоть?
- Нет, не полегчало... Ба, а Мишка тёти Нюрин... дома? - забывшись, спросила Маша. И услышала - невозможное.
- Дома, куды он денется. Счас приедем, щец похлебаешь да свеклу полоть пойдёшь, заросла свекла-то, пропадёт не то... И смородину собирать пора, осыпается смородина-то! У меня одной-то рук не хватает на всё, а деда помочь не допросишься, то ему на рыбалку, то лодки смолить с мужиками, то сети чинить, то табачок курить... Да, ты уж грядки табашные полей, не забудь!