Помимо призрачного Бернарда за столом сидели Пол и его сестра, Мэри, неразлучные, как сиамские близнецы, с обоими Даррен познакомился во время своих провалившихся попыток ходить на литературные курсы. Курсы им всем троим быстро наскучили, но какая-то неведомая сила связала их узами дружбы. Нельзя сказать, что у них на троих было много общего. Разве что опосредованное отношение к искусству - Пол и Мэри работали в фотостудии - и свободные вечера несколько раз в неделю или раз в несколько недель. Не самая прочная связь, однако никто из них над этим не задумывался и, соответственно, не жаловался. Третьей с ними за столом сидела бывшая коллега Даррена - Агата. Они вместе начинали в крошечном издательстве, которое держалось тогда в основном на их коллективных надеждах. Тогда они делили общие мечты, надежды, взгляд на мир и планы на будущее. Они самоотверженно бросились в пучину рынка, сражаясь за выживание свое и того дела, частью которого они стали. Какое-то время им даже казалось, что они влюблены друг в друга. Однако время показало, что влюблены они были в те образы друг друга, которые сами же и создали, так стремясь их найти. А еще время показало, что Агата не выдерживает натиска слов, обрушившегося на нее. Они душили ее, стискивали со всех сторон. Ей пришлось уйти. Но они с Дарреном остались друзьями, пусть столько времени спустя все успело измениться: и надежды, и идеалы. Иногда силы привычки и общих воспоминаний достаточно, чтобы цепляться за зыбкую ветвь дружбы. И вот все трое радостно улыбались ему, не обращая внимания на стоящий рядом столб дыма.
Как он и думал, стоило Даррену оказаться в знакомой компании, как мрачные мысли тут же покинули его. Он подсел к ним, подозвал официанта - слава Богу, эту функцию они не упразднили - и, следуя примеру своего таинственного знакомого, заказал порцию виски. Они долго о чем-то говорили: Даррен жаловался на неподдающуюся дрессировке статью и в лицах разыграл разговор с сестрой; Пол и Мэри рассказывали о кризисе жанра и о том, как нещадно их эксплуатируют фотографы; Агата, перешедшая теперь от букв к цифрам, начала говорить что-то про акции и куда они падают, но сосредоточенные лица с пустыми глазами быстро дали ей понять, как далека эта тема для всех присутствующих, и она переключилась на забавные случаи из жизни своего ретривера.
А потом внезапно, на финальном стакане виски заговорил Бернард.
-Слушай, Даррен, - начал он настолько неожиданно, что сам Даррен сначала даже не понял, что обращаются именно к нему.
-Да?.. - откликнулся он неуверенно, все еще сомневаясь в том, что говорят с ним, и боясь выставить себя идиотом.
-Ты, вроде, в газете работаешь. Что-то там про книги пишешь? - продолжал тот как ни в чем не бывало.
Даррен явно был в шоке от такой осведомленности в сведениях его жизни. Несколько секунд он пристально смотрел на Бернарда и наконец медленно протянул:
-Даааа...
-Так вот, - он вытащил откуда-то из-под стола и тяжело опустил перед Дарреном внушительных размеров стопку бумаги. - У меня тут одна знакомая книгу написала. Может, прочитаешь?
Вот черт, подумал Даррен, отказываться было неудобно, притащил же он сюда эту, по его словам, книгу. И друзья у него, оказывается, есть. Но самодеятельностью он вообще-то не увлекался.
-Я... хм. Я возьму, конечно. Прочитаю («скорее, пролистаю», - пронеслось у него в голове). Но чего же она от меня хочет? Я же не издатель. И к издательствам никакого отношения не имею. Сам пишу только о том, что уже вышло в свет.
-Да-да, я помню. Она просто хотела услышать чье-то независимое мнение, а ты в этом деле все-таки знаток.
И прежде, чем Даррен успел что-либо возразить, он поставил пустой стакан на стол и бросил рядом несколько купюр.
-Ну я пошел. Дай мне знать, когда прочитаешь, - и стремительно вышел из-за стола.
-Я... да. Конечно. Дам. Знать. - ответил Даррен нескольким сотням страниц, лежащим перед ним. Он хотел было что-то спросить и обернулся для этого, раскрыв рот в немом вопросе, но успел заметить только хлопающую дверь.
7
До дома он решил добраться на такси. Тем вечером они с друзьями изрядно перебрали, как будто его совсем ничему жизнь не учит. Всю дорогу он молча пялился пьяным взглядом на переплетенные плотные листы бумаги, хранящие мир, еще скрытый, но требующий, чтобы его изведали, и пытался понять, что с ними делать. Водитель старался, как это порой им свойственно, разговорить клиента, стремясь, как мотылек к огню, к человеческому общению, но в ответ на все свои вопросы и высказывания слышал только отвлеченное, едва ли членораздельное бормотание. В итоге он сдался, сделал звук магнитолы погромче, чтобы она поглотила собой гнетущее молчание, и лишь косился на странного пассажира в зеркало дальнего вида. Если бы Даррен поднял голову, он бы успел на мгновение встретиться глазами с непонимающе-презрительным взглядом в отражении. Хотя, скорее всего, этот взгляд сменился бы абстрактными, ничего не значащими фигурами, выхватываемыми светом фар следующих следом автомобилей, быстрее, чем окутанный алкогольными парами мозг смог бы прочитать сокрытые в этом отражении эмоции. Но Даррен не поднимал голову. Он тупо смотрел на бумагу. Первый лист был абсолютно чист. Какая-то часть Даррена хотела этот лист перевернуть и увидеть хотя бы название, которое должно было скрываться под ним. Другая часть уговаривала отложить все до завтра, когда частицы окружающего мира будут складываться в более полноценную картину, или до времен еще более лучших. Эта часть Даррена, подпитываемая усталостью и алкоголем, одержала верх.