Даррен чувствовал теплый летний бриз, обволакивающий их тела, он видел, как мягкий лунный свет серебрит густую траву под их спинами, он чувствовал запах земли и божью коровку, ползущую по пальцу Салли. Он слышал их голоса, звонкие, счастливые, уверенные, переливающиеся звучным смехом. И вновь его охватило ощущение, которое настигло его в баре аэропорта. Он вдруг почувствовал себя неподъемно старым. И как это могло с ним случиться? Ему ведь всего двадцать восемь, отчего же он чувствует тяжесть жизни на своих плечах? Давно ли он был таким же, как эти трое? Полным надежд и веры в собственные свершения? Куда они ушли? И неужели юность ушла вместе с ними?
До дома оставалось еще около получаса езды, когда подошла к концу первая часть. Даррен решил не начинать вторую сейчас - еще не время. Он оставил героев на окутанном лунным светом лугу. В их глазах блестели звезды.
14
Последние полчаса поездки были посвящены внеплановому сну. Даррен не любил спать в машинах, но, по всей видимости, ночной перелет, долгая езда и заглатывание новой истории окончательно добили его. Разбудили его яростные - задумывались они, наверное, как радостные - сотрясания задней дверцы, к стеклу которой Даррен во сне прислонился. Не успев проснуться и переработать информацию, мозг одарил его видением разрывающейся бомбы. При свете дня, однако, бомбой оказалась всего лишь младшая сестра. Она улыбалась ему во все тридцать два зуба, и утреннее солнце, бившее ей в спину, обрамляло ее лицо ангельским сиянием. Но Даррен знал, что ею скорее руководят все бесы ада, покусившегося на его душонку, ибо Марта регулярно пыталась ее из него вытянуть.
Не успев толком проснуться, Даррен расплатился и обменялся любезностями с водителем, вылез из машины и встал напротив дома, тупо таращась и изо всех сил улыбаясь всем пришедшим лицезреть его явление членам семьи. Все были в сборе: родители, брат и сестра. Основное торжество было запланировано на завтра, но он был уверен, что некоторые, не самые дальние родственники зайдут ближе к вечеру «повидаться» с ним. А еще он знал, что всех ждет грандиозная подготовка к празднику, где и ему место обязательно найдется. И этот проклятый зять со своей идеальной работой должен подтянуться. Но все это будет завтра, а сейчас на фоне дома, который с момента последнего визита Даррена еще немного пообветрился временем, ему улыбались всего четыре человека, четыре таких родных и знакомых человека, что аж тошно было оттого, какие они чужие и далекие.
Машина отъехала. Все неловко переминались с ноги на ногу, надеясь увидеть первый шаг с другой стороны. Между ними стеной упал накаленный ожиданием воздух. Марта теребила подол юбки, притоптывала ногой и что-то подпевала себе под нос. Отец с матерью жались друг к другу, как замерзшие воробьи, туловищем, однако, подавшись немного вперед. Джеймс смотрел то на свой молчаливый отряд, то на брата. Очевидно, честь начать партию досталась Даррену.
-Вы что тут, совсем не спите что ли? - пошутил он, чтобы разрядить обстановку, и выдавил кривоватую улыбку.
Этого вполне хватило, его слова были восприняты как сигнал к началу операции по принятию дорого гостя. Как будто масло залили в механизм и винтики закрутились, приводя в действие так сложно устроенную машину семейного взаимодействия. И тут же начались шум, гам, хаотичное движение со всех сторон; кто-то хватал его за руки, кто-то за чемодан. Милый, с приездом, мы так скучали. Объятья. Да, я тоже скучал... Куда тебе такой чемодан? Объятья, поцелуи. Насовсем остаться решил? Смех, поцелуи. Сынок! Да я просто... Как долетел, приятель? Рука в руке. Чья-то слеза. А что за бумаги? Опять по работе? Объятья. Совсем себя не бережешь. Поцелуи, объятья.
И вот они уже в доме - вихрь из тел и голосов занес их внутрь, - сидят за старым деревянным столом, и все точно такое же, каким Даррен его помнит. Справа от него Марта, стирает остатки своей помады - откуда она только взялась в 6 утра? - с его щеки, лопочет про любимого братца и роль мужчины, будь то муж, брат, отец или сын, в семье. Напротив, подперев ладонью свое широкое доброе лицо - оно досталось ему от матери, в то время как Даррен пошел в отца и унаследовал его более строгие черты, - сидел Джеймс и смотрел на брата глазами такими же карими, как у него самого. На его лице играла беззлобная, пусть и насмешливая, полуулыбка, мол, что, брат, прижали они тебя? Во главе стола сидел отец: одна из его мозолистых рук лежала на руке младшего сына, другая - на руке старшего. В его глазах стояли слезы, которые он отказывался замечать, а потому сидел он с самым невозмутимым видом. Только мама куда-то запропастилась. А вот и она, накрывает на стол.