Возможно именно поэтому, а может потому, что на Лазарева все еще злилась, я обратилась не к нему, а к Матвею:
— Моть, давай обойдемся без «программы максимум»? — попросила я и добавила: — Пожалуйста.
Он смерил Дэна, который выжидательно скрестил руки на груди, уничижительным взглядом.
— Исключительно для того, чтобы подтвердить, что ты можешь мне доверять, Ева, — произнес Соколов и, отвернувшись, ушел обратно в Дом культуры, встретивший его громкой музыкой и гомоном разговоров. И пока он удалялся, мы молчали, а напряжение между нами усиливалось с каждой секундой.
— «Моть»? — скривившись передразнил Лазарев, а я почувствовала в себе нарастающую агрессию. — Кто это и по какой причине он позволяет себе подобную фамильярность?
— А тебе-то вообще с какой стати есть до этого дело? — процедила я, стараясь не прерывать зрительного контакта с ним. — Шел бы и дальше обниматься со своей Анфиской, она там, наверное, без тебя уже валяется на полу, потому что, по-моему, не умеет стоять, не цепляясь при этом за какие-нибудь части твоего тела!
Лазарев скрестил руки на груди. Он тоже был зол и тяжело дышал, не скрывая от меня своих чувств. Благо на крыльце кроме нас больше не было никого, способного оценить столь редкую для Дэна эмоциональность.
— Я просил тебя оставаться в поле моего зрения, а не обниматься с кем попало, — выплюнул он.
— Что? — опешила я от такой наглости. Он мог извиниться, мог попытаться оправдаться, а предпочел тактику «лучшая защита — нападение. — Да пошел ты, Лазарев! Когда ты просил меня подождать пару недель, ты не уточнил, сколько унижений мне за это время придется стерпеть!
— Между прочим, я говорил, что тебе лучше не приезжать, — сухо заметил он, но это не только не успокоило меня, но и разозлило еще больше.
Всегда предпочитала знать, видеть и делать выводы, а не жить в счастливом неведении.
— Нет, Дэн. Я забираю свое обещание назад. Не хочу больше быть в поле твоего зрения, не хочу больше быть твоим партнером по бюро, и пешкой в твоей игре, правил которой не знаю, тоже быть больше не хочу!
Почти крикнув эти слова Лазареву в лицо, понимая, что они могут ему не понравиться, я собиралась тактически отступить, а иными словами сбежать в такси и уехать домой, а там уже плакать, страдать и иными способами предаваться унынию.
Но Дэн, видимо, не собирался меня отпускать, потому что, преградив мне путь, сделал шаг вперед, заставив меня отшатнуться назад, ощутив обнаженной кожей на спине холодный камень колонны. Упершись ладонями по обе стороны от меня, он перекрыл мне все возможности к побегу.
— Ты не пешка в этой игре, Ева, — произнес он негромко. — Ты её смысл.
Когда я снова встретилась с ним взглядом, моё сердце рухнуло куда-то вниз, и забилось в несколько раз быстрее. Дэн больше не злился. В его грозовых глазах была теперь болезненная мучительная решительность.
И через мгновение все моё тело сковало вязкой беспомощностью, а его губы накрыли мои в искреннем и откровенном поцелуе, заменившем сотню ненужных слов и пьянящем сильнее выпитого шампанского. Отсекающем все мои шансы на сопротивление или побег, хотя и желания бежать и сопротивляться больше не было.
Этот поцелуй не был нежным. Он был безжалостно-упоительным, заставляющим желание растекаться по телу горячей волной.
С колонны его руки переместились на мою талию, а потом коснулись открытой спины, вызвав приятную дрожь, а я, прикрыв веки от удовольствия, обхватила его плечи, чтобы чувствовать опору.
— Дэн, — тихо выдохнула я в его полураскрытые губы, — Как это вяжется с твоим планом?
Хотя, пожалуй, следовало лучше спросить, это тот поцелуй, что он был мне должен, или какой-то другой? Лазарев легко поцеловал меня в кончик носа и всё-таки отстранился с лукавой улыбкой.
— Никак. Пора признать, что это был дурацкий план, — прошептал он, обжигая дыханием кожу у виска. — Поехали отсюда, клубничка.
— А ты расскажешь мне всё? — усмехнулась я.
Зная Лазарева, о таких вещах стоило договариваться «на берегу». И он тихо пообещал:
— Расскажу.
Губы жгло от поцелуя и хотелось продолжения. Я не сопротивлялась, когда он сжал в ладони мои пальцы и потянул за собой по ковровой дорожке туда, где за ограждениями ожидали несколько свободных машин такси.
Голуби снова вспорхнули серым облаком в закатное небо. Ярко алый в золотистых лучах шлейф платья, отчего-то всё же отстегнувшийся от пуговки на подоле, стелился позади, однако я понимала, что вряд ли еще надену его когда-нибудь, даже если шлейф и не оторвется. Привычное тепло руки Дэна снова вернуло мой мир на круги своя, а внутри воцарились гармония и спокойствие, как всегда было в его присутствии.