Устало осела на пол и разревелась так, как не ревела, наверное, никогда еще в своей жизни. Правду говорят, что только те, кто дарит нам наибольшее счастье, способны причинить самую сильную боль.
Год назад Дэн перевернул мою жизнь с ног на голову, и я понимала, что она уже никогда не станет прежней, вне зависимости от того, будет Лазарев со мной рядом, или нет. Я сама стала другой рядом с ним. Более уверенной в себе, сильной, самостоятельной, увлеченной, яркой. Он сделал меня такой, чтобы теперь заявить, что такой я ему не нужна.
Я продолжала плакать весь вечер, не найдя в себе сил остановиться.
Ревела в гардеробной, собирая в пластиковый ящик одежду и обувь, только сейчас заметив, как много у меня её, оказывается, имеется. Та Ева, которая довольствовалась парой деловых костюмов и блузок осталась в прошлом, а ворох платьев и коробок с туфлями этой, новой Евы, с трудом поместится в не самый вместительный багажник моей машины.
Вот только помимо горы одежды я успела обзавестись еще и кипой воспоминаний, «наших мест», «наших песен», «наших шуток» и «особых словечек». Как теперь с ними быть?
А со свадебным платьем, которое я должна была надеть на наше бракосочетание всего через неделю, что висело в шкафу, упакованное в непрозрачный плотный полиэтилен?
Ревела в ванной, упершись обеими руками в холодную стену с дизайнерской мозаикой, опустив голову и позволяя воде стекать вниз по телу и волосам, а слезам утекать в слив вместе с ней.
Ревела на кухне, давясь ужином, который Лазарев заботливо оставил для меня, прежде, чем жестоко оставить меня саму. Кусок в горло не лез, а моя любимая лазанья, которую Дэн умел готовить лучше, чем в любом итальянском ресторане, казалась безвкусной и пресной. И пересоленной от моих слез. Но я заставила себя съесть её до последнего кусочка, понимая, что возможно, это был последний раз, когда он вообще готовил для меня.
Ревела в спальне, уткнувшись лицом в подушку Лазарева, которая пахла им так, словно он все еще был рядом. Не боялась, что он заметит разводы от слез. Он нашел слишком удачное время для того, чтобы со мной расстаться — завтра утром, когда мы оба будем на работе, приходящая домработница сменит постельное белье, вымоет все вокруг до блеска так, чтобы здесь не осталось ни одного моего следа, так, словно меня никогда и не было в его жизни.
Ёшкин кодекс! А работать-то теперь как? Мы же в любом случае должны видеться в бюро, разве нет? Мы же партнеры и пока не расторгли партнерский договор, обязаны работать вместе. Хотя, не удивлюсь, если предусмотрительный Лазарев продумал и это и вскоре огорошит меня новостью о его расторжении.
А что будет с домом, о котором мы так мечтали вместе? Через месяц после того, как Лазарев сделал мне предложение, мы купили участок земли под строительство, чтобы построить на нем наше будущее семейное гнездышко. Сейчас оно представляло из себя двухэтажный коттедж, ожидающий внутренней отделки, но теперь я вряд ли узнаю, дождется он ее или нет.
Уже представляла, как завтра придется рассказывать о сорвавшейся свадьбе маме и Аллочке и выслушивать от обеих сочувствие. Искреннее, но не способное ничего изменить.
Прежняя Ева позвонила бы подружке уже сегодня, чтобы та поскорей примчалась её успокаивать, а может даже привезла с собой бутылку чего-нибудь алкогольного, чтобы на время залечить раненую душу, отвлечься и нажить на собственную филейную часть новые неприятности. Да такие, перед которыми имеющиеся покажутся цветочками. Но новая Ева сильнее. Она справится сама, не беспокоя замужнюю подругу, которая сейчас слишком увлечена собственной беременностью и подготовкой к родам, до которых еще полгода.
Ноющая боль разлилась внутри, расползлась от сердца, растеклась по организму, словно заразная болезнь.
Еще сегодня днем я была уверена, что в моей жизни все складывается идеально. Мечты, планы, интересная работа, бесконечно любимый мужчина рядом, красивая одежда и новая машина. А теперь удивляюсь тому, как все рухнуло в одночасье, потому что выяснилось, что без Лазарева все остальное уже не кажется таким привлекательным и не приносит былой радости.
От слез щипало покрасневшие глаза и стянуло кожу на лице, нос не дышал, и кровоточила закушенная до боли нижняя губа. Но еще отвратительней было внутри. Тяжело и горько. И ни одно лекарство не могло мне помочь.
Побродила по комнате, ища в себе силы лечь и уснуть. Чувство, что я осталась со своими проблемами один на один, не могло не угнетать. За этот год я успела привыкнуть к ощущению, защищенности, уверенности, почти всемогущества рядом с Дэном. Иногда мне казалось, что у меня за спиной настоящие крылья и я верила в себя настолько, что считала незначительной любую проблему. Лазарев подарил мне это чувство. И он же забрал. Оказалось, что, если крылья выдернуть, на их месте остаются кровоточащие болезненные раны, заставляющие понуро опустить плечи. Да и падать вниз крайне неприятно.