— Что, не царское дело с нами посидеть? — хмыкнул ковбой, бросив в мою сторону колкий взгляд.
— Ага, — хохотнул Мотя. — Куда уж нам, простым директорам до матерой адвокатши и невесты самого Лазарева.
И тут сумбурные мысли в моей голове сошлись в один простой вывод, до которого мне стоило догадаться раньше.
— Ты директор Техностроя, — пробормотала я, не спрашивая, а просто констатируя факт, но Соколов услышал.
— Только дошло?
Я кивнула. Мне стоило давно понять, но я была слишком поглощена нашим разрывом с Дэном. Теперь вся настойчивость Соколова и наши постоянные, якобы случайные, встречи прямо указали на определенный мотив. И Матвей, словно прочитав мои мысли, подтвердил:
— Олег попросил меня втереться к тебе в доверие, узнав о том, что мы когда-то встречались. И, кажется, у меня неплохо получилось.
Ковбой не церемонясь убрал с грязного стола посуду прямо на такой же грязный пол и раскрыл на столешнице картонную коробку. В следующий миг гостиную наполнил запах горячей пиццы, и я сглотнула слюну, которой сразу же наполнился рот, напоминая о том, что я с утра ничего не ела.
Нахмурившись, тихо ответила Матвею:
— Не получилось.
— Ой ли?! — притворно удивился он, отрывая от пиццы один треугольный кусок с тянущимися за ним ниточками сыра и откусывая от края. — Тогда почему не ударила, когда могла?
Я сама не знала почему. Пожалела может? Может опешила от неожиданности? Может вспомнила о том, что он просил доверять ему и поверила? А может отвлеклась на голос Дэна, прозвучавший в тот момент по громкой связи из динамиков машины? Кто теперь разберет?
— Зря не ударила, — поджала губы от досады и перевела пустой задумчивый взгляд на темноту за оконным стеклом.
— Кто ж спорит, зря, конечно, — хмыкнул Матвей. — Иди поешь, а то из-за собственной гордости с голоду раньше времени помрешь.
Есть действительно хотелось и я вернулась к журнальному столику. Садиться рядом с кем-то из похитителей желания не было и я, оторвав от пиццы кусочек, осторожно присела на край подлокотника одного из диванов.
Откусила от горячего теста и желудок довольно заурчал, но пицца, которая только что выглядела так аппетитно, показалась безвкусной и пресной. Это его «раньше времени» наводило на определенные мысли, но я понимала, что задавать вопросы о собственном будущем, бессмысленно.
Мужчины ели молча, и я тоже не нарушала тишину, дожевывая свой кусок. Вскоре голод сменился легкой тошнотой, поэтому от идеи взять еще один покрытый застывающим сыром треугольник я отказалась.
— Скорее всего, Лазарев согласится на наши условия, — произнес Ковбой, скорее мне, чем Моте, но сказать с уверенностью я не могла, и отвечать не стала. — Он уже поспособствовал тому, что вся информация, связанная с похищением, исчезла из СМИ. И заявления о пропаже в полицию не поступало. Значит, наверное, и с пароходством поможет.
— И тогда вы меня отпустите? — с надеждой спросила я, уже представив, что в таком случае смогу завтра целой и невредимой вернуться домой.
Но усмешка Матвея, расплывшаяся на масляных от пиццы губах, обнадёживающей не выглядела.
— Не будь такой наивной, Евик, — продолжая жевать, он расслабленно откинулся на спинку дивана и положил обутые в не первой свежести кроссовки ноги на столик около коробки с оставшейся пиццей, и я искренне порадовалась тому, что есть мне больше не хочется. — Земсков не отпустит тебя в любом случае. Даже если Лазарев его об этом на коленях умолять будет.
— Почему? — мой голос предательски дрогнул. Днем было гораздо проще сохранять присутствие духа и смелость, но сейчас они куда-то улетучились. — Он ведь сказал…
— Во-первых, он сказал, что ты просто поможешь ему в исполнении его плана и отпустить тебя не обещал. Во-вторых, у твоего адвоката был шанс обойтись малой кровью и уступить Олегу сразу после того, как мы во вторник ему тачку сожгли…
Лазареву сожгли машину. В тот самый вторник. Да уж, паршивый у него выдался день рождения. Вот почему он отправил Лэнд в ремонт, а Харриер взял в прокат. И тогда Дэн, видимо, решил, что расставание с ним убережет меня от опасности. Да оно, пожалуй, и уберегло бы, не будь я столь беспечна и самонадеянна. Сжала кулаки от негодования, слушая, как Матвей, блаженно растянувшийся на диване после выпивки и пиццы, продолжает: