Выбрать главу

Этого я не помнила тоже, и сообщенные Дэном сведения вместо воспоминаний вызвали внутри лишь замешательство и смятение.

— Такое чувство, что я с ума схожу. Это же ненормально, что несколько часов выпали из моей жизни?

Дэн наклонился ближе, поцеловав мои волосы на макушке.

— Твое сознание просто вытеснило из головы воспоминания о сильном стрессе. Это разновидность диссоциативной амнезии. Не мучай себя попытками вспомнить. Засыпай лучше, — с этими словами он щелкнул выключателем у кровати, погружая комнату в полумрак.

Но, адреналин все еще бурлил в моей крови, мешая уснуть и, не слишком рассчитывая на ответ, я спросила:

— Что ты не поделил с Земсковым, Дэн? Давно, еще до «РМП».

Лазарев молчал почти минуту, рассеянно поглаживая меня пальцами по спине. И я думала, что он ограничится чем-то обтекаемым, вроде «разошлись во мнениях», но он неожиданно для меня произнес:

— Когда я сбежал из дома, бунтуя против решения отца снова жениться после недавней смерти матери, я какое-то время жил на улице, пока не примкнул к одной из местных преступных группировок, которых в то время было по штуке на район. Старшими в ней руководил Витя Земсков, по прозвищу «Сиплый», а среди таких как я негласным лидером был его сын Олег. Тогда мы и познакомились.

— У младшего Земскова тоже была кличка? — спросила я, в противовес собственному мнению о том, что не хочу спать, сладко зевнув.

Дэн усмехнулся, снова дернув плечом, на котором все еще покоилась моя голова:

— Его прозвали «Холера» за мстительный и злобный характер, и чем больше носов он разбивал, пытаясь отделаться от не самого приятного прозвища, тем сильнее оно к нему прилипало.

Я знала, что в девяностые наш город славился в первую очередь борьбой разных преступных группировок, об этом даже какую-то передачу «Криминальной России» по телевизору показывали. Однако, меня мало волновали подобные истории и подробностями я никогда не интересовалась. До этого дня.

— И чем вы занимались?

— Ничем хорошим, клубничка, — даже в темноте я ощутила по голосу, что Дэн нахмурился, не испытывая гордости за собственное прошлое, однако и оправдываться было не в его характере. — Мелкое хулиганство, воровство, иногда доходило до грабежей. Морально-этическая сторона вопроса меня в тот момент мало волновала. Главным было то, что я был сыт, одет-обут и избавлен от необходимости возвращаться домой.

— Тем не менее, через год почему-то вернулся, — пробормотала я.

— Через год мы с отцом случайно встретились на кладбище у могилы матери, куда оба, но обычно в разное время, носили цветы, которые он покупал, а я чаще воровал в цветочных ларьках. И он сумел убедить меня всего одним аргументом о том, что маме бы не понравилось то, кем я стал.

Эти слова, произнесенные Лазаревым в тишине, многое сказали о нем. Я и без того знала, как болезненны были для него разговоры о семье, которой у него больше не было. Аллочка, увлеченная психологией, даже говорила, что мы с Дэном тянулись друг к другу на фоне схожих детских травм, но я не раздумывала о том, права она или нет. Просто надеялась, что та семья, которую мы с ним создадим вместе, сможет сделать его счастливым и стать полноценной заменой утраченному.

Заметив, что Лазарев замолчал, погрузившись, видимо в собственные воспоминания, я напомнила о себе вопросом:

— После этого ты вернулся домой?

— Не в том понимании, как ты думаешь. Но с улицы я ушел и позволил отцу отправить меня в Америку на обучение по обмену. А потом, вернувшись, уступил его уговорам и подал документы в юридический вуз.

— А Земсков? — полюбопытствовала я.

— Олег посчитал, что наличие «своего человека» в следственном комитете, где я тогда только проходил практику на последнем курсе института, сможет стать хорошим подспорьем в его нелегальных делах. Земсков стал угрожать мне, и попытался шантажировать, делая упор на то, что из группировок либо не уходят, либо уходят туда, откуда не возвращаются. А я объяснил, что не согласен с этим неписаным правилом.

В который раз поразилась тому, как Дэн в привычной ему манере описал конфликт, возможно даже вооруженный, как интеллигентную светскую беседу.

— Тогда ты и сломал ему ногу? — догадалась я и он кивнул.

— По-другому он не понимал, а с ногой вышло гораздо доходчивей. Но, справедливости ради, я тогда тоже месяц пролежал с сотрясением, потому считал, что мы квиты.

Теперь замолчала я, понимая, что Земсков, вероятно, считал иначе и, затаившись, ждал повода отомстить.