Для нее нахождение здесь без возможности употребления чего-нибудь запрещенного было, пожалуй, даже плюсом. Поначалу нервная и дерганая Ира с каждым днем становилась всё адекватнее. И это радовало бы, если не учитывать тот факт, что наказание за совершенное ею преступление было предусмотрено достаточно суровое и ей точно предстояло провести в местах лишения свободы несколько лет.
— Так — это через полтора-два месяца, — охотно объяснила умудренная опытом Оксана, а я попыталась вспомнить о том, когда у меня в последний раз были критические дни и не вспомнила.
Этот вопрос уже однажды возникал в моей голове, но я отмахнулась от него, списав сбившийся цикл на нервное напряжение. Но сказанное Оксаной заставило задуматься.
— Что замолчала? Я права, да?
— Не знаю, — честно отозвалась я.
Вообще-то постельные темы не рекомендуют обсуждать в СИЗО, да и вообще с малознакомыми людьми. Но других людей у меня рядом не было. Да и не факт, что я стала бы обсуждать возможную беременность, к примеру, с мамой — не те у нас были отношения. Да и обстоятельства сейчас тоже совершенно неподходящие.
К счастью, наш разговор был прерван резким окриком:
— Ясенева, на выход!
С выходом здесь была связана целая церемония, включающая в себя «лицом к стене» и вот это вот всё. И я привычно, но с плохо скрываемым раздражением выполнила нужные действия, понимая, что кого-кого, а Прокопьева видеть не готова.
Но непрошеная надежда на приезд Дэна заставляла меня каждый раз выходить из камеры и встречать полным разочарования взглядом мерзкого сусликоподобного следователя.
В этот раз его рубашка была белой, а галстук — узким и черным. Даже нос, сломанный Лазаревым, кажется, выглядел ровнее обычного. Вероятно, следователь успел прибегнуть к какому-то медицинскому вмешательству, безуспешно стараясь выглядеть хоть немного привлекательней.
Смерила Прокопьева выжидательным взглядом, без слов спрашивающим о цели его визита.
— Пляши, Ясенева, завтра на экспертизу поедешь, — объявил он, хотя я не видела в этом большого повода для радости. — С новым постановлением ознакомься, в нем вопросы изменились.
Взяла протянутые листы.
Вопросов было всего два: «страдает ли обвиняемая психическим заболеванием, если да, то каким именно» и «нуждается ли обвиняемая в применении принудительных мер медицинского характера».
Сама я казалась себе абсолютно адекватной, хотя и допускала что все сумасшедшие думают точно так же и вряд ли сомневаются в себе, поэтому считала, что экспертиза поможет определить правду более объективно.
Из головы не уходили мысли о возможной беременности и в собственной голове я пыталась посчитать дни, прошедшие с последней ночи, проведенной с Дэном. Или предпоследней. Или одной из почти сотни предыдущих.
Я помнила каждую. Эти воспоминания грели мне душу здесь, за забором из колючей проволоки. Каждое нежное слово и трепетное прикосновение. Каждый горячий поцелуй и любящий взгляд. Каждое признание, сказанное чувственным шепотом. Всё это — мои сокровища, которые все это время помогали мне удержаться на плаву.
Почему-то мы с Дэном, оба прагматики до мозга костей, никогда прямо не обсуждали вопрос о детях. Их появление в будущем казалось естественным и правильным следствием нашей любви друг к другу, но мы никогда не планировали конкретно «сколько», «когда» и «какого пола». Как-будто это вообще можно планировать.
— Ева Сергеевна, долго ты еще будешь дебет с кредитом сводить? Там два вопроса всего. Или успела настолько деградировать, что читать разучилась? — недовольно напомнил о себе Прокопьев, но я так и сидела, застыв с постановлением о назначении экспертизы и ручкой в онемевших руках.
Ёшкин кодекс, а если я и правда беременна? Может ли вообще родиться здоровым ребенок, зачатый и выношенный в условиях непрекращающегося стресса? Паршивая еда, отсутствие витаминов, недосып и нервотрепка вряд ли могли положительно сказаться на моем здоровье.
— Ясенева, ау! Мне вообще-то работать надо.
Перевела взгляд на Прокопьева, словно впервые его увидев. Пробормотала:
— Протокол давайте.
Подписала документ об ознакомлении и молча отдала следователю, удивив собственным смирением.
Просто мысли в голове блуждали самые противоречивые. О том, стоит ли вообще проверять факт беременности или лучше будет жить в счастливом неведении. О том, что ребенок после тех условий, в которых я содержусь, просто не может родиться без отклонений. О том, что срок содержания под стражей мне недавно продлили и я такими темпами родить успею за решеткой. Вот только стоит ли в таком случае рожать?