Вот, значит, как. Он явился, чтобы помочь. Однако язвительность, с которой он эту помощь предлагал, мне не понравилось.
— Ты так хорошо осведомлен о ходе расследования по моему делу? — полюбопытствовала я с сомнением. — И так легко судишь о моих результатах? Уверен, что как всегда разбираешься в ситуации лучше всех?
Я блефовала, конечно. Полтора месяца апатии привели к тому, что похвастаться мне было особо не чем. Но и признавать собственное поражение не спешила. Судя по его самоуверенности, зря:
— Серегин всё еще в следственно-оперативной группе. Поэтому, да, я осведомлен о ходе расследования лучше твоего. И единственный результат, которого ты добилась за это время — это знатно потрепала нервы Прокопьеву, этого, конечно, нельзя не признать. В остальном, я не понимаю, чего ты ждешь?
Этот властный преподавательский тон и суровый взгляд из-под нахмуренных бровей вернули меня в период, когда я была его помощником. Отмахнулась от ударивших в голову флешбэков из того времени. Времени, казавшимся теперь счастливым и практически беззаботным.
— Жду ознакомления с материалами дела, — с показной беспечностью произнесла я, пожав плечами. — Но раз уж ты с ним уже знаком, буду рада, если поделишься сведениями.
— Было бы чем, — хмыкнул Дэн и недовольно скрестил руки на груди. — На данный момент оно выглядит так: все, кому не лень обвиняют тебя во всех смертных грехах, а ты молчишь и открыто противодействуешь следствию, подтверждая его позицию о том, что ты именно такой монстр, каким тебя пытаются представить.
Фыркнула. Пожалуй, я примерно так себе всё и представляла, но, когда это произнес Лазарев, мне отчего-то стало обидно.
— Я не монстр, — пробормотала негромко.
— Я знаю, — усмехнулся он. — Но в суде сидят не экстрасенсы, знаешь ли.
Это я тоже понимала и тяжело вздохнула, признавая его правоту. Вынуждена была с неохотой признаться:
— Защищать других было гораздо проще. Всегда находилось масса нужных аргументов и примеров судебной практики, всегда находилась уверенность в том, что каждый человек достоин защиты. А когда дело коснулось меня самой, я оказалась пресловутым «сапожником без сапог».
— Знаю, — повторил Дэн. — Поэтому я и пришел.
Встретилась с ним взглядом, на мгновение утонув в радужках цвета штормового неба. Вообще в его присутствии мне вдруг стало тяжело собраться с мыслями и усмирить собственные противоречивые чувства. Радость от его неожиданного появления. Томительное желание хотя бы раз к нему прикоснуться. Сомнения по поводу изменений в его поведении. Необходимость смириться с ними. Но, видя холодную отстраненность Лазарева, взяла себя в руки.
— Есть три варианта развития событий, — начала я, придав голосу побольше уверенности. — Первый, как ты мне любезно напомнил — предстать перед судом монстром и получить десяток лет лишения свободы по сто одиннадцатой статье. Изменить квалификацию на сто восемнадцатую не получится, потому что неосторожностью там и не пахло. Я своими руками подожгла дом, Дэн, и если рассказывать правду, то иного разговора, кроме как об умысле, не будет.
Лазарев демонстративно скривился, давая понять, что этот вариант точно не подходит.
— Второй — попытаться доказать наличие аффекта и изменить статью на сто тринадцатую, получив в итоге наказание до двух лет лишения свободы. Эксперт-психолог предложила назначить дополнительную экспертизу, поскольку в большой долей вероятности дала бы на вопрос о наличии аффекта положительный ответ.
Он с сомнением пожал плечами, и я отвлеклась на этот жест, показавшийся таким родным и привычным, что резко выбил меня из колеи. Весь остальной мир вокруг вдруг исчез, оставив нас вдвоем. Пропал посторонний шум и напряженная обстановка следственного изолятора. Складывалось ощущение, будто мы разговариваем о чем-то отвлеченном, абстрактном, а не о том, что напрямую касается моего будущего. Нашего будущего. Наверное. Или теперь у каждого из нас будет своё?
— Это будет означать для тебя признание вины и не гарантирует переквалификацию, что может снова привести к первому варианту, только менять что-то будет поздно, — произнес Лазарев, возвращая мои мысли к предмету обсуждения.
— Тогда есть еще третий вариант. Попытаться доказать наличие необходимой обороны как фактора, исключающего преступность деяния. Но для этого мне нужно доказать факт моего похищения, которое следствие пытается представить враньем и способом защиты, призванным помочь мне избежать ответственности. Для этого мне нужен свидетель.