— Давай ключи и иди в Лэнд греться, — без лишних слов понял меня Дэн. — Оставим Лексус на берегу, а утром его водитель отгонит на стоянку.
Но я не пошевелилась, сомневаясь в том, стоит ли оставлять свой автомобиль на произвол судьбы. Лазарев усмехнулся:
— Клубничка, не мерзни, — произнес он строго и, подмигнув, добавил аргумент, обычно решающий подобные проблемы в его пользу: — Там в левом подстаканнике твой любимый кофе.
Горячо обожаемый мною раф я раньше могла пить практически круглосуточно, не испытывая после этого никаких проблем со сном. И я послушно отдала Дэну ключи от Лексуса, но, сделав несколько шагов, с печальным вздохом бросила ненароком:
— Кофе мне больше нельзя.
В Лэнде уселась на водительское кресло с включенным подогревом и следом за Лазаревым, выехала на берег. Припарковалась возле Лексуса, а потом, не выходя из салона, перебралась на пассажирское сиденье, с грустью глянув на свой стакан клубничного рафа.
— Почему тебе кофе нельзя? — усаживаясь рядом, полюбопытствовал Лазарев, после того, как поставил мою машину на сигнализацию.
Услышал, значит. А я успела пожалеть, что высказала вслух эту, неожиданно пришедшую на ум мысль. Но не придумала для ответа на этот вопрос ничего лучше, чем:
— Врач не разрешает.
И эти слова ожидаемо заставили Дэна нахмуриться.
— Ты чем-то больна?
Мда. Тот случай, когда сказала «а» и теперь обязательно нужно говорить «б», чтобы не показаться в глазах собеседника идиоткой.
Наверное, о беременности принято сообщать какими-то более изощренными и красивыми способами. Но пока Дэн не успел приписать мне какой-нибудь туберкулез или еще чего похуже, поскольку в изоляторе можно подцепить и не такое, пожав плечами, отозвалась:
— Скорее, чем-то беременна.
И, судя по всему, эта фраза вогнала Лазарева в ступор. Когда я ее произнесла, он как раз успел сдвинуть рычаг переключения передач на «D», потом вернул на «Р» и задумчиво повторил этот ритуал еще раз, а потом, прикрыв веки, откинул голову на сиденье.
Ёшкин кодекс! Если даже у меня в своё время мысли о беременности вызвали целый ряд вопросов и противоречивых мыслей, то у Дэна их теоретически должно было быть еще больше. И я, нарушив затянувшееся молчание, быстро произнесла:
— Срок около семнадцати-восемнадцати недель. Это наш ребенок, Дэн. И с ним всё хорошо.
В подтверждение собственных слов, достала из сумочки листочек с результатами УЗИ и протянула ему. Я и сама иногда не верила, а эта маленькая бумажка доказывала, что беременность — не плод моей фантазии, а свершившийся юридический факт.
Дэн глянул на листок, как и я, вряд ли что-то поняв, и перевел на меня ошарашенный взгляд, по которому я никак не могла уяснить его отношение к случившемуся. На его обычно бледном лице появился румянец, а глаза странно заблестели.
— Почему ты не сказала мне раньше? — наконец, тихо спросил Лазарев.
«Ага, как же. Чтобы ты изгрыз себя виной или от бессильной злости разобрал изолятор на мелкие кирпичики?» — подумала я, но вслух сказала другое:
— Можешь считать это расплатой за отмену свадьбы. Теперь мы квиты.
— Я думал, мы квиты после того, как ты от меня отказалась, — покачал головой Дэн. — Считал, что это было способом упрекнуть меня и отомстить за всю боль, что я тебе причинил.
Удивленно подняла брови, осознав, насколько по-разному мы тогда восприняли одну и ту же ситуацию. То, что он вообще так обо мне подумал, вызвало прилив возмущения:
— Отказавшись, я хотела тебя защитить. Серегин рассказал мне о жалобе в адвокатскую палату, и я видела, что тебе плохо. Переживала о том, что каждая наша встреча только усугубляет ситуацию.
Теперь настал через Дэна искренне удивиться:
— Ты правда подумала, что сломанный нос Прокопьева мне чем-то грозил? В палате меня, конечно, сначала демонстративно пожурили, а потом неофициально сказали, что будут не против, если я сломаю ему что-нибудь еще. Я ведь не единственный, кто терпеть Прокопьева не может.
— Да уж, благими намерениями вымощена дорога в ад. Видишь, как получается, когда каждый из нас строит планы отдельно от другого? — вздохнула я, понимая, что, как и Дэн когда-то, оказалась неправа, когда решила действовать сама, не обсуждая с ним причины собственных действий.
— Вижу, — отозвался он с улыбкой и нежно коснулся пальцами моей скулы. — И обещаю, что больше никогда так не поступлю.
Прильнула к его руке, прикрыв веки и потерлась щекой о грубоватую кожу его ладони. Выдохнула:
— Я тоже.
Почти минуту мы молчали, наслаждаясь уютом и теплотой этого момента. Абсолютным пониманием и согласием. Гармонией. И шумом нашего учащенного дыхания.