12-го я ушел из Анучино.
Я пожал руку Антону и Ногайцеву и двинулся в путь, одушевленный мыслью о тиграх, медведях и 46 переправах.
Но…
Пройдя Новую Варваровку, я начал приходить к выводу, что на мне, во-первых, не улы, а сапоги, и, во-вторых, не китайские, а испанские, имевшие широкое употребление в доброе старое время в обиходе испанской инквизиции. Несмотря на все мое уважение к старине, я начал морщиться и стонать, сопровождая каждый свой шаг ругательствами и проклятиями, которые шокировали бы даже флегматичную лошадь Антона.
С самыми мрачными мыслями я вошел в Старую Варваровку, проклиная все облбюро в целом и каждого по отдельности за то, что ими был упущен случай достать мне ичиги.
Когда я снял улы, я ужаснулся. Портянки были в крови, ноги в ранах, а большой ноготь левой ноги стремился к сепаратизму, как сказал бы Глеб…
Из Старой Варваровки я вышел с рассветом.
Грудастая баба напоила меня молоком (не подумайте дурного: из кувшина). Свежий воздух и красоты природы настроили меня на самый бесшабашный лад. Ноги были приведены в относительный порядок, и китайские улы не слишком проявляли свои национальные особенности.
Шел я долго. На начерченном Виктором плане значилось, что я встречу заставу. Я наивно полагал, что на обязанностях заставы лежит встречать всех проходящих. Позднее я убедился, что нужно обладать исключительными способностями, чтобы разыскивать здешние заставы.
Повторяю, шел долго — верст восемь.
Внезапно дорогу пересекает река.
Решив, что это первая из 46 переправ, я храбро влезаю в воду, мокну по пояс и направляюсь дальше, орошая дорогу обильными потоками воды. Несмотря на прелесть новизны, нахожу, что ощущение отвратительное.
По дороге встречаю корейцев.
— Эта дорога идет в Кленовку?
Утвердительно кивают головами.
— Далеко до заставы?
К моему ужасу, объясняют, что заставы здесь нет, а дальше будет русская деревня — Виноградовка.
Волосы заерзали у меня на голове.
— Так это дорога на Сучан?!
Радостные кивки головами.
Я разражаюсь проклятиями.
— Клинока — туда ходи!
Опять лезу в реку, решая, что у меня будет 48 переправ.
Снова встречаю фанзу. На циновке лежит кореец и курит.
— Где дорога на Кленовку?
— Я снай! — улыбается кореец.
— Эта дорога на Кленовку?
Улыбка еще шире.
— Я снай!
— Да черт возьми! Кленовка — куда ходи?
Очевидно, он понял.
— Клинока — туда ходи!
Коричневая рука описывает в воздухе полукруг в 90 градусов.
Чувствуя, что мои симпатии к азиатам подвергаются слишком сильным испытаниям, я повертываюсь и иду наугад обратно.
Что мне делать? Солнце уже высоко, прогулка в 16 верст порядком утомила меня, а впереди еще 35 верст по тайге!
Наконец встречаю русского парня. Оказывается, заставу я прошел давным-давно.
— Ты один идешь?
— Один. А что?
— А не боишься — тигра задавит?
Я внушительно кашляю и принимаю величественную позу, насколько это возможно при моем ободранном, мокром костюме…
Тайга произвела на меня самое сильное впечатление. Карабкаюсь по горам, мокну в реках, балансирую на бревнах.
Темнеет. Дохожу до разрушенной печки и решаю, что volens nolens, а мне придется ночевать в тайге.
На недостаток стиля я не мог пожаловаться. Но мокрые брюки и пустой желудок самым категорическим образом протестуют против прелестей такого первобытного ночлега.
Но делать нечего. Вокруг окончательно темно. Я дохожу до переправы, развожу костер, обсыхаю и закуриваю.
Маленькое развлечение: убиваю змею.
Я сидел у костра и дремал. Внезапно вздрагиваю и оглядываюсь. В кустах, саженях в пяти от меня подозрительный шорох.
Сижу и слушаю. Шорох повторяется в правой стороне, ближе.
— Что за черт? Неужели тигры?
Я ничего не имел бы против встретить тигра днем. Но в темноте, когда ничего не видно, встреча с тигром не обещала ничего хорошего.
Определенно кто-то ходит вокруг. Вспомнив рассказы Виктора о пугливости тигров, я бросаю камень по направлению звуков и ору что-то страшное во всю силу своих легких.
Несколько минут тихо.
И вдруг…
Самое настоящее рычание!
Правда, довольно тихое. Шорох удаляется, и все стихает.
Несмотря на стиль, эта сцена наводит меня на неутешительные размышления. Стоит мне задремать, костер погаснет, и тигры меня слопают, как бутерброд.
А спать страшно хочется!
Первое время принимаю все предосторожности. Идя за хворостом, держу винтовку наготове, оглядываюсь, опасаясь наступить на какого-нибудь полосатого хищника. Потом снова начинаю дремать.