Шнур натягивается, Андреас за мной не поспевает. Я жду, глядя на темную линию берега позади нас. Четыре недели назад я совершала заплыв параллельно побережью, но сегодня наш курс – в открытое море.
Так далеко на север я еще никогда не заплывала.
Вдруг – свет прямо в лицо. Откуда он только взялся? Торопливо ныряю, дергая за шнур. Неопреновый костюм не дает погрузиться глубоко, тянет вверх; я, словно плуг, вспарываю водяную поверхность.
Вода попадает в горло, я кашляю, выдираю мундштук изо рта. Надо всплывать, иначе задохнусь.
На поверхности снова ярчайший свет, будто кто-то направил лампу мне в лицо.
Ведь только что я смотрела в сторону берега, и там ничего не было.
Поворачиваюсь спиной к свету, откашливаю воду, смутно различаю силуэт Андреаса в середине слепящего пятна.
– Что это? – кричу я, и в рот опять попадает вода, снова приходится откашливаться.
– Это не с берега, – откликается Андреас совсем близко. – Это где-то рядом, на воде.
Волна толкает его ко мне, он пытается отплыть в сторону. Шнур дергает за запястье.
Может быть, свет идет с одной из лодок пограничников. Луч не уходит в сторону, он светит прямо на нас.
– Черт! – кричит Андреас. – Они нас видят!
– Ныряем, – рычу я, – и назад на юг!
Мундштук болтается у горла, взять его в рот не получается. Хорошо хоть трубка зафиксирована ремешком очков.
Ныряю. Куда плыть? Ничего не видно: где юг? где верх? где низ? Ласты колотят по воздуху, я все еще у поверхности, уйти вглубь не получается.
Андреас выныривает, шнур натягивается, я поневоле следую за ним, всплываю… и оказываюсь прямо в луче света. Глаза ничего не различают.
– В сторону! – хрипит Андреас, молотит руками по воде, пытается снова нырнуть.
Хватаю его за плечо.
– Подожди! Ныряем медленно, не торопясь, минуту плывем под водой, стараемся держать направление, потом всплываем. Если свет есть, опять ныряем – и так пока не отвяжемся от них.
Не могу разобрать, понял ли меня Андреас; перед глазами мечутся светящиеся точки.
– В открытом море они не смогут все время светить прямо на нас; наши шансы выше, чем у них.
Андреас наклоняет голову. Кивает?
– Все, ныряем.
Погружаемся под воду, на этот раз достаточно глубоко, плывем не торопясь, сосредоточенно.
Снова всплываем – луч обшаривает море в нескольких метрах от нас и снова подходит угрожающе близко.
– Давай, еще раз!
Каждый тянет шнур в ту сторону, которую считает правильной.
Выныриваем – луч далеко.
– Черт, повезло, – говорит Андреас. Приподнимает край очков, из них выливается вода.
Я облегченно вздыхаю.
– Делаем так: ты плывешь как обычно, а я – на спине и слежу за прожектором. Через десять минут меняемся. Голову держи в воде, дыши через трубку. Чем меньше мы им подставляемся, тем лучше.
– Ясное дело.
Андреас без движения лежит на воде, смотрит в сторону берега.
– Но нас все-таки заметили, как считаешь?
– Наверное.
– И что они теперь будут делать?
Кашляю, заглушая страх.
– Да ничего. Мы для них – иголка в стоге сена. Всё, поплыли.
И снова вперед. Прожектор все еще обшаривает море, но мы уже далеко, опасность миновала.
Вокруг темнота…
Через какое-то время луч уже не виден, я переворачиваюсь на живот, чтобы плыть быстрее.
Планктон освещает стрелку компаса, и я могу сориентироваться.
Андреас вошел в ритм, плывет размеренно и плавно, наверняка считает гребки – раз, два, раз, два.
Если сможем держать такой темп и ничего не помешает, доплывем в конце концов до нейтральных вод. Но до них еще далеко. Пока что мы здесь, на территории ГДР.
Нас наверняка будут искать, ведь они нас заметили. Иначе прожектор не стал бы так долго задерживаться возле нас. Это не случайность.
Черт, вот не повезло! На берегу сейчас, скорее всего, объявляют тревогу. Может быть, даже сам товарищ Йонсон, дедов собутыльник. Пойдут обыскивать участок берега с собаками и найдут нашу одежду.
И тогда им станут известны две важные вещи: и где мы находимся, и откуда мы стартовали.
Направление, в котором мы движемся, для них тоже не секрет. Чтобы нас обнаружить, нужно просто прочертить эту линию, а поправку на течение они смогут сделать и получше нас.
Мне по-настоящему страшно… А понимает ли все это Андреас?
Лучше ничего ему не говорить, пусть концентрируется на движении.
Мы мало что можем сделать.
Только нырять. Пока ночь, шанс есть, в темноте заметить нас трудно. А вот когда рассветет, тогда поиски и начнутся. На это им сообразительности хватит, можно не сомневаться.
Ласты натирают ноги. Не обращай на это внимания, говорю я себе, сосредоточься на другом. Но на чем? Вокруг – ничего.