4
Давным-давно никто не живет в шато, что стоит на опушке Черного леса; давным-давно обратились в прах руины замка Блаустайн. С той самой ненастной зимней ночи никто больше не видел ни Конрада, ни его юной кузины Терезы. Одни говорят, что они перебрались на юг, в фамильное поместье. Другие благоговейным шепотом рассказывают куда более мрачные истории. Как бы там ни было, местные жители стараются обходить замок стороной; даже вид его неумолимо разрушаемых безжалостным временем стен внушает им суеверный ужас. Но есть и такие, которые с готовностью поведают вам о том, что по крайней мере одна из комнат в верхнем этаже замка остается обитаемой и что, если найдется смельчак, у которого хватит воли и отваги не обращать внимания на крыс, пауков и прочую нечисть, которой кишит проклятое место, он может собственными глазами увидеть брачное ложе, а на нем, на истлевших простынях, навеки соединившиеся в смертельном объятии скелеты Конрада и его возлюбленной жены Анны.
IV
СОФИЯ С ПЕТЛЕЙ НА ШЕЕ
1
— Что-то случилось, — рассеянно проговорила Харпер.
— Что это? — спросил Шторм.
— Даже. Не. Знаю. — Она выделяла каждое слово, сопровождая их ударами пальца по стеклянному аквариуму, стоящему между ними на каменном пьедестале. В аквариуме — в светлой прозрачной жидкости — лежало, свернутое в кольцо, плоское, белое, студенистое туловище чудовищной змеи. Харпер Олбрайт подошла вплотную к аквариуму и сквозь стекло, сквозь толщу воды вперилась в Шторма пристальным взглядом. Выпуклое стекло аквариума увеличивало и искажало ее черты: на линзах очков мельтешили оранжевые языки факела. — От каждого сказанного Софией слова, от каждого ее жеста веет тревогой, смятением.
— Я не об этом, — усмехнулся Шторм. — Что это за тварь? В аквариуме.
Заложив руки за спину, он не спеша обошел стеклянный сосуд и, остановившись рядом с Харпер, принялся со скучающим видом разглядывать хоботообразный отросток на теле морского гада.
Харпер, склонив голову набок, пытливо изучала своего компаньона.
— Первым еще в тысяча пятьсот пятьдесят пятом году это существо описал Олаф Магнус, архиепископ из Упсалы, — задумчиво промолвила она. — На протяжении двух последующих столетий появлялись все новые и новые очевидцы, наблюдавшие диковинного морского червя в северных морях. Поэтому современные комментаторы говорят о том, что, возможно, речь идет о прообразе Йормунгада или змея Митгарда, который опоясывал кольцом всю землю и которого ловил — используя в качестве наживки голову исполинского быка — громовержец Тор, но ему помешал трусливый великан Гимир.
— Постой, постой, — перебил ее Шторм, — по-моему эта штука сильно смахивает на рулон туалетной бумаги. — Презрительно фыркнув, он подошел к чучелу гигантской свиньи из Шальфон-Сен-Жиля.
Харпер помрачнела.
— Это ленточный червь, — буркнула она, буравя тростью земляной пол. — Особи таких размеров встречаются крайне редко. Этот экземпляр контрабандой доставили из Осаки — его выбросило на берег в январе девяносто пятого года. Многие японцы верят, что появление этих беспозвоночных в прибрежных водах предшествует землетрясению… Их шипы выделяют ядовитую слизь. — Харпер тщетно пыталась возбудить в Шторме любопытство — не оборачиваясь, он направился дальше.
Они находились в Музее тайн, устроенном в сообщающихся между собой средневековых подвалах под торговой улицей в Саутуорке. В этих заброшенных, полуразрушенных катакомбах небольшая группа ценителей редкостей устроила небольшой паноптикум. Под низкими арочными сводами подземных камер, в тесных переходах стояли на каменных постаментах, лежали на столах, висели на стенах аквариумы, стеклянные сосуды, витражи, разграбленные саркофаги, картины, рисунки, фотографии. Единственным источником света служили факелы, заправленные в железные кольца и источающие смрадный запах горелого масла. Они придавали этому месту нарочитую театральность. Однако последнее обстоятельство приятно щекотало нервы не слишком просвещенной части посетителей.
Увидев спину удаляющегося Шторма, гостя своей покровительницы. Йорг Суэйд, бессменный смотритель музея и его единственный чичероне, растерянно заморгал вечно воспаленными из-за скверного освещения глазками. Суэйд хотел что-то сказать, затем передумал, однако зубы его, длинные, как у кролика, невольно выбили дробь, точно вставная механическая челюсть. Нелепо изогнув туловище, Суэйд счел за лучшее подобострастно поклониться обоим — жидкие, грязноватые волосы свесились вниз, открыв засаленные плечи красного пиджака спортивного покроя.